— Скажу вам сразу: я действительно служу в полиции, однако к вам пришел как частное лицо, максимально соблюдая секретность.
— Скажите правду, вы его подозреваете?
— Кого?
— Ну, Ауриспу. — Ирония, озорство засветились откровеннее в ее невыразимого оттенка лилово-голубых глазах, отчего они стали еще лучистей.
— Нет, его мы не подозреваем.
— Вот была бы рада, если б на него хоть подозрение пало!
— В самом деле?
— Еще как! И надеюсь, что в конце концов это случится: в стольких темных — действительно темных — делах он замешан!
— А почему бы этого хотелось вам?
— Можно было бы сказать: из чувства справедливости, но это не совсем так. Он мне не нравится, он мне неприятен. Он настолько сух, что кажется, существует лишь в профиль, как лица на монетах.
— И без каких-либо особенностей?
— Без. Впрочем, что-то все-таки, пожалуй, есть. Что-то смутное, неопределенное, но я как раз неясным, трудновыразимым впечатлениям привыкла доверять. И поверьте, никогда не обманываюсь… В общем, я уже поняла: вы ничего мне не скажете. Что ж, попробую догадаться по вашим вопросам.
«Умна, да еще как», — подумал Зам почти с испугом. И, соображая, как ставить вопросы, чтобы синьора не сумела уловить в них подозрений, сказал:
— Да у меня к вам даже не вопросы.
— Ну так давайте же, — поторопила она, увлекаясь все больше.
— Речь пойдет об обычном, самом заурядном воссоздании событий, провести которое мы обязаны, даже когда — как в данном случае — считаем его бессмысленным: о воссоздании последних часов жизни адвоката Сандоса.
— Обычное, самое заурядное — и бессмысленное, — эхом отозвалась синьора. Она подыгрывала ему с ироническим пониманием и снисходительностью, но как будто еле сдерживая смех. — Ну, ваш вопрос!
— Я уже сказал, вопросов не будет… Вам, наверное, известно, что упомянутые лица разыгрывали, скажем так, ваших воздыхателей. Инженер Ауриспа сокрушался, что вы не рядом с ним, и симулировал бешеную ревность к адвокату Сандосу, которому посчастливилось оказаться с вами за столом дважды за какие-то несколько дней…
— Не дважды, больше. Так и не знаю, почему на этих кошмарных официальных и корпоративных пиршествах меня почти всегда сажали рядом с этим Сандосом, который нагонял на меня такую тоску. Надоела мне, да что там — просто раздражала меня и эта их игра, как вы сказали, в воздыхателей. Будто бы они между собой решили: бедняжка уж совсем старуха и до того страшна, что надо ей доставить хоть такую радость. Я ведь знаю, что не хороша собой, тем паче что не молода, но это, кажется, еще не повод для того, чтоб два не блещущих оригинальностью субъекта давали целый вечер мне это понять.