Разумеется, эта легенда — всего лишь вариация на тему других легенд о разбойниках. Однако есть в ней элемент отличия и подлинности, заставляющий нас задуматься: месса на заре для простого народа, та самая missa cantus galli, которую действительно служили в феодальных владениях. И мы задаем себе вопрос: а не произошел ли и правда во время одного из этих богослужений в 1644 году какой-нибудь трагический случай, что лег в основу долгой печальной истории брата Диего? Никто не убивал ни графского управляющего, ни кого-либо другого, это точно. Но Диего Лa Матина, дьякон, совершил в 1644 году преступление такого характера, что оно вызвало вмешательство обычного закона — уголовной полиции. Будучи арестован, он был затем передан в руки инквизиции — не то после одного из постоянных споров о компетенции между светским судом и привилегированным трибуналом, зачастую кончавшихся в пользу последнего, не то в результате безоговорочного признания собственной некомпетентности со стороны обычного правосудия. Во всяком случае, речь, очевидно, шла о преступлении, при котором светский суд, по крайней мере в первый момент, считал себя вправе вмешаться, несмотря на дьяконство виновного; с другой же стороны, преступление это должно было быть таково, что светский суд, по собственной ли инициативе или по требованию инквизиции, поспешил передать виновного священному трибуналу, не настаивая на своей компетентности.
Путаница с судами была в те времена огромная; но не настолько, насколько показывает Матранга, утверждая, будто фра Диего, прежде чем в руках трибунала оказаться, был, как беглый и как самый настоящий разбойник с большой дороги, светскими властями арестован: он тотчас признал за собою вину, однако возникло подозрение, что раскаяние его столь же притворно есть, сколь искренним было признание, ибо, вместо того чтобы исправиться, он сызнова принялся за свое, запятнав себя еще более тяжкими преступлениями.
После этого утверждения Матранги напрашивается вопрос, который мы адресуем историкам: мог ли в 1644 году в Сицилии человек, достигший всего лишь второй из высших степеней священства и превратившийся в самого настоящего разбойника с большой дороги, то есть в грабителя, мог ли этот человек, будучи арестован обычными властями, воззвать к священному трибуналу инквизиции либо быть передан обычным правосудием священному трибуналу как суду компетентному по отношению к нему или, по той же причине, быть вытребован инквизицией у обычного правосудия? Мы со своей стороны (правда, как люди несведущие) отвечаем, что нет: по крайней мере если в его преступлении нельзя было усмотреть двоякого характера, благодаря чему оно могло заинтересовать равным образом оба суда.