Потянулись тоскливые дни. По утрам абонентский отдел в полном составе являлся на работу — без опозданий, но и без энтузиазма.
Каждый делал свое дело, но при этом постоянно думал о том, что произойдет через два месяца…
Через полтора месяца…
Через месяц…
— Бабушка, где вы живете?
— Кулькова Пелагея Ильинична, — ответила махонькая, скрюченная старушка, еле видимая из-за высокой стойки, отгораживающей посетителей от работников абонентского отдела.
— Адрес свой повторите! — гаркнула Лариса, теряя терпение. — Где вы живете?
— Ну чего ты на нее кричишь? — устыдила ее Алла. — Она же не виновата, что ничего не слышит.
Лариса перегнулась через стойку, забрала у бабули показания счетчика и попыталась разобрать ее каракули.
Настроение у всех, кроме Ксении, было паршивое. Ксюша, послав работу подальше, с железным самообладанием читала журнал «Космополитен».
Лева из своего угла печально наблюдал, как бабушка учит Ларису рассчитывать льготу. Лариса пыталась спорить, но что толку спорить с глухим человеком? И она смирилась. Бабушка рассказала все, что знала, про льготы и принялась рассказывать про свою жизнь.
Лева наблюдал такую картину множество раз. Сколько их было — таких стариков? Может, сотни, а может, и тысячи. Всеми забытые, никому не нужные. Разве их волновал газ? Да, конечно. Но гораздо сильнее им хотелось просто поговорить, потому что больше поговорить им было не с кем.
Лева жалел всех стариков на свете. В какой-то степени он был таким же, как они, — ему тоже, в сущности, было не с кем поговорить. Неужели придет день, и он, Лева, станет ходить по разным организациям и учреждениям с одной лишь целью — пообщаться с живым человеком?
От этой мысли ему стало совсем плохо. Слава богу, до такого еще не дошло. У него еще есть время, в течение которого он будет… А что, собственно, он будет делать?
Лева представил, как до конца своей жизни он сидит в этом углу и наблюдает изо дня в день одно и то же, и впервые за последний месяц грядущее сокращение не показалось ему злом вселенского масштаба.
Наконец бабушка ушла.