И лишь в эпоху Возрождения, когда польза от наук становится очевидной, учёный потихоньку набирает социальный вес. Хотя и тогда учёный в зеркале литературных произведений современников — фигура преимущественно юмористическая. Изредка мистическая: не заключи Фауст договор с нечистым, кто б его знал, этого Фауста? Или кто-то помнит вклад в науку рискованного доктора?
Вспомните, как отозвался Сумароков на смерть Ломоносова.
В эру индустриализации учёный на время превращается в героя, но чаще не положительного, а в злого гения: то мертвецов начнёт оживлять, то разводить крыс величиною с волка, а то и сразу примется бороться за трон Властелина Мира, используя в качестве аргумента невидимость, Машину Внушения, полчища железных воинов и прочие плоды своего извращённого ума. В этой ипостаси он и по сей день живёт на экранах кинотеатров: Голливуд, распробовав сюжет однажды, возвращается к нему снова и снова. Отгрызёт нужный кусок, прикопает, чтобы протухло (он, как медведь, любит тухлятинку), и уйдёт лет на пятнадцать. А потом опять воротится. Но фильма серьёзного и новаторского ждать всё тяжелее. Трудно представить, что фильм уровня «Девяти дней одного года» снимут сегодня. Хотя, если помечтать как следует…
Сегодня человек с учёной степенью – явление обыденное. Мелкий и средний чиновник – кандидат, крупный зачастую и доктор наук. Организаторские способности чиновников делают процесс вхождения в науку практически нечувствительным: отдать нужные распоряжения нужным людям и, при необходимости, отслеживать процесс. Люди менее значительные пишут сами – в жизни пригодится. Скопировать, вставить, проверить согласованность стыков. И лишь немногие пишут своё – не обязательно, впрочем, дельное. В итоге на учёного стали смотреть как на чиновника, то есть оценивая его шесток в общественной иерархии. Влияет ли на денежные потоки, а если влияет, то как. МНС в подобных условиях — человек почти обречённый.
И как молодой красивой девушке распознать, фирменный перед ней учёный или самодельный? Со спортсменом всё ясно уже по тому, как он бежит по дорожке. Нет, можно при желании столь же нечувствительно стать и мастером спорта (в шахматах липовые и сплавные турниры давно практикуются, обличаются и опять практикуются), но ни на ринг, ни в турнир с бумажкой идти не стоит. А вот бумажному, или, лучше сказать, «документальному», учёному и кафедрой заведовать можно, и университетом, и даже целым министерством. Если доверят.
Общедоступность образования не в том, что оно бесплатно. Общедоступность образования в том, что сегодня каждый (или почти каждый) способен честно, то есть не нарушая установленных правил, получить университетский диплом. Непременным условием демократической общедоступности образования является снижение планки, и оно, снижение, — не вина, а заслуга учебных заведений, от начальной школы до губернского университета. Поставь планку так, чтобы преодолеть её могли лишь пять процентов абитуриентов, и тут же обвинят в элитарности, отрыве от народа, ущемлении прав. Имеешь право на высшее образование? Ну так и получай, что имеешь. Если бы вдруг решили сделать общедоступным участие в Олимпиаде, то, идя по стопам высшей школы, снизили бы олимпийский норматив. Поднял двадцать пять килограммов или прыгнул на три метра в длину – получи медаль и звание заслуженного мастера спорта. А что медали картонные, это само собою. К счастью, или к несчастью, но в спорте общедоступность покамест трактуют иначе и мастера спорта составляют весьма небольшую часть нашего окружения.