Белла почувствовала тошноту.
— Вызовите своего самого сильного лакея, — приказал доктор.
— Зачем?
— Мне придется вскрыть и очистить рану. Кто-то должен держать герцога.
Заметив удивление на лице Коутса, доктор поторопил его:
— Быстрее, пожалуйста. Мне нужен сильный лакей, таз с горячей водой и чистая ткань.
Через несколько минут Коутс вернулся с громилой лакеем и всем, что просил доктор. Белла подумала, что горячая вода нужна, чтобы вымыть Джеймса, но доктор, к ее немалому удивлению, использовал воду для мытья своих рук и инструментов.
— Я лечил одного солдата при Ватерлоо. После того как я вычистил из раны всю грязь и гной, он выжил, — сказал Гримсби, намыливая руки. — Понимаете, медицина не точная наука. Когда какое-то средство помогает, даже если ты не вполне понимаешь, как это происходит, есть смысл использовать его снова.
Хирург взял нож.
— А теперь держите его. Ты — за плечи, а ты — за ноги, — сказал он, обращаясь поочередно к лакею и к Коутсу. — Еще мне нужна медсестра, чтобы подавать инструменты. — Его взгляд устремился на Беллу. — У вас хватит смелости?
У Беллы задрожали руки. Она никогда не думала, что придется заниматься чем-то подобным, но если она нужна Гримсби, значит, нужна Джеймсу. До сих пор она преданно заботилась о раненом герцоге. Неужели отвернется от него теперь?
Она сглотнула застрявший в горле комок, глубоко вздохнула, потом уверенно встретила испытующий взгляд хирурга и кивнула. Потом лишь на мгновение отвела глаза, чтобы не видеть, как он опускает руку с ножом.
Джеймс парил в облаках. Жар, уже много дней преследовавший его, отнял все силы, и он временами забывал, где находится и что случилось. Веки стали такими тяжелыми, что не хотелось открывать глаза. Сон был благословенным раем, местом, где он не испытывал боли, зато слышал нежный голос Беллы. Сначала это было Евангелие от Иоанна, потом — Евангелие от Луки, но дальше тексты смешались, как сложные законы, и вот он уже перестал вдумываться в смысл, а просто слушал звук ее голоса. Прошло еще какое-то время, и он вообще перестал что-то соображать, а лишь чувствовал ее присутствие. Он стал зависеть он нее, от прикосновения ее прохладной ладони ко лбу. Ему хотелось тоже касаться ее, поцеловать нежные губы… но ведь для этого надо проснуться. А во сне боль уходит, поэтому надо спать… спать…
Разбудил его крик. Глаза открылись. Кто-то пронзал его живую плоть, резал ее, кромсал на куски.
— Господи! — воскликнул он. — Помилуй меня!
Над ним склонились какие-то люди. Один человек, здоровый как медведь, крепко держал его за плечи, другой — за ноги, а какой-то тощий как жердь мясник резал его бок. Джеймс дернулся, попытался вырваться, но нож повернулся, и у него все поплыло перед глазами. Боль казалась адской — ничего подобного он раньше не испытывал. Еще чуть-чуть, и он провалится в благословенное забытье.