— Мама, — мягко проговорила я, — прошу тебя, иди сюда, сядь и расскажи мне все. Облегчи свою душу. Давай не будем враждовать только из-за того, что я напоминаю тебе бедного папочку.
Она резко развернулась, ее прямо-таки трясло от едва сдерживаемых эмоций.
— Бедный папочка! Жалеешь его, а ведь не знаешь, что он со мной сделал!
— Вот и расскажи! — повторила я. — Как я могу любить его? Ничего подобного, уверяю тебя, мама. Это всего лишь любопытство и естественное желание любой девчонки знать все о своих родителях. Ты единственный человек на земле, которого я хочу понимать и любить, но ты же не позволяешь мне, мама!
Она снова отвернулась. Я наблюдала за тем, как она в сомнении грызла костяшки пальцев.
— Ладно, все равно все выплыло наружу, и не знаю даже, к чему теперь это приведет, — решилась она наконец. — Только оставь меня в покое, не вытягивай ты из меня прошлое. Двадцать лет я пыталась забыть обо всем — с тех самых пор, как ты родилась.
Я отогнала от себя поднявшую было голову симпатию.
— Извини меня, мама, но было бы правильней рассказать мне все. Я должна это знать, — проговорила я со всем упорством, на которое только была способна. И в тот же момент, как наяву, услышала слова Лоренса Бракнелла, сказанные им в гостиной Хенсонов: «Ты изменилась… Я с трудом узнаю тебя…»
Я и сама себя с трудом узнавала. Я всегда была упрямой, но никогда — бессердечной. Череда событий, произошедших в Большой Сторожке, мистика, тени ужаса и смерти — все это разрушило мою наивность и молодость.
Теперь настал черед матери.
— Твой дружок, Лоренс Бракнелл, не особо обрадуется всему этому, ты так не думаешь? Будет опасаться, что сэр Джеймс признает тебя публично и перепишет завещание.
Да, именно на это и намекал мне сэр Джеймс. В тот момент я ничего не соображала и не осознала всю важность происходящего, но теперь стало очевидным, какие это может вызвать последствия и сколько бед принести. Лоренс был внучатым племянником и, как ожидалось, наследником. Я была внучкой — но незаконной. Бедному милому старику нельзя было позволить изменить завещание! Одна мысль об этом наполняла меня ужасом.
— Остается только молить Бога, чтобы дед умер, так и не послав за адвокатами, — с жаром заметила я. — Не хочу лишать Лоренса Бракнелла ни единого пенни…
— Слишком щедро с твоей стороны, Вера, — раздался голос с порога.
Мы с матерью одновременно обернулись и увидели Лоренса Бракнелла собственной персоной. Мне подумалось, что говорит он с легким сердцем, но выглядит что-то больно хмуро. Он продолжал:
— Извините, но, кажется, я подслушивал. Я слышал твои слова, Вера, и уверяю тебя, что бы ни решил прадядюшка Джеймс по поводу своих денег, я приму это без колебаний. Но не слишком ли мы забегаем вперед?