— Я сказала, что вы мне отвратительны. Я знаю, что́ вы сделали, и это чудовищно. Вы… вы чудовище!
Она уже не кричала, а почти вопила. Селия взглянула наверх и вдруг увидела, что близнецы перевесились через перила, таращась на нее и Барти во все глаза.
— Немедленно вон отсюда! — крикнула она им. — А ты, Барти, пойдешь со мной, немедленно!
Селия почти втолкнула ее в свою спальню, но Барти вынырнула у нее из-под руки и сбежала вниз по лестнице в гостиную. Селия бросилась за ней. Барти стояла у камина, сжав кулаки и тяжело дыша.
— Я скажу все, и мне все равно, кто меня слушает. Мне нечего стыдиться и бояться. Вы поняли? Бояться надо вам, потому что я знаю, что вы сделали — вы убили ребенка моей мамы. Разве не так? Не так? Скажите мне сейчас же!
Селия будто сквозь туман разглядела силуэты Оливера и ММ, вернувшихся с работы, и поняла, что они уже давно стоят в холле и слушают, — у нее вдруг мелькнула мысль о том, как странно, что она вообще еще в состоянии соображать. И ведь слуги тоже наверняка все слышат. Селия бросилась судорожно закрывать все двери. Но боковая дверь снова открылась — вошел Оливер.
— Все в порядке, — спокойно сказал он и встал у порога так, чтобы больше никто не мог войти.
Барти не обратила на Оливера ни малейшего внимания. Ее распахнутые, сверкающие, дикие глаза были прикованы к одной Селии.
— Разве не так? Не вздумайте отрицать это, потому что я все знаю, вы его убили! Мне все рассказала миссис Скотт, все, детально, шаг за шагом, а ей рассказала моя мама: что ребенок был жив, что вы положили на него подушку и он умер.
— Барти, — произнесла Селия, делая шаг вперед и чувствуя в этот момент только безумную жалость к этой девочке, — ты должна позволить мне все объяснить. Пожалуйста.
— Не нужно мне ничего объяснять, — ответила та, но тут же замолчала, по-прежнему неотрывно глядя на Селию и сжимая кулаки.
— Ребенок… родился живым. Это правда. Но он умирал. Когда эта крошка родилась, она вообще не дышала. Она появилась на свет на два месяца раньше срока, и у нее было страшно изуродовано все тело. — Она взглянула на Оливера, словно ища поддержки, он незаметно кивнул. — У девочки были уродливые, перекрученные ножки и еще что-то… вроде расщепления позвоночника — в общем, ужасная открытая рана на спинке. Она казалась мертвой, но внезапно сделала вдох — буквально один или два раза. И твоя мама попросила меня помочь ей. Я думаю — нет, я знаю, — она почувствовала, что это нужно сделать как можно быстрее. Что это лучше, чем заставлять ребенка страдать.
— Я вам не верю! Это наверняка была ваша идея. Здесь кругом одни ваши идеи. Все, что вам вздумается сделать, вы делаете. Моя мама только что родила ребенка, она не могла бы даже помыслить о таком злодействе. Я знаю свою маму — она не могла так поступить. Потому что моя мама хорошая, и добрая, и ласковая. И вы просто заставили ее подчиниться вам, как поступаете всегда, вы ведь всех заставляете подчиняться вашим желаниям. Вы считаете, будто лучше всех знаете, что хорошо, а что плохо. Именно поэтому я и оказалась здесь. Я вас не просила об этом, я не хотела сюда, здесь мне было ужасно. Я предпочла бы остаться дома со своей родной семьей. Джайлз был мне в вашем доме единственным другом, а теперь вы и этого меня лишаете, вы и в это вторглись. Почему я не могу ему нравиться, почему он не вправе меня любить? Да потому, что я, по-вашему, недостойна его. «После всего, что я для тебя сделала» — вы же это собирались сказать, ведь так?