Она подумала о Фелисити, с ее милым лицом и мягкими манерами, с ее преданностью своей семье. Эта женщина так нравилась Селии. И ей никогда бы в голову не пришло в чем-то ее подозревать. А ведь мама, помнится, говорила, как сексуальна, на ее взгляд, Фелисити. Все-таки мама потрясающе проницательна и хитра.
Однако какая наглость — ведь Селия была так гостеприимна к Фелисити, опубликовала ее стихи, открыла ей огромные возможности. И так повести себя! Внезапно Селия поняла, что не злится на Фелисити. И это тоже помогло ей почувствовать себя легче. Интересно, продолжается ли этот роман? Конечно нет. Не может быть, она бы знала. Но… она же не знала до этого. И даже не подозревала. Что ж, теперь-то уже продолжения точно не будет.
Селия улыбнулась про себя своему нелепому негодованию и попыталась припомнить, как вели себя Фелисити и Оливер во время пребывания в Эшингеме. Оливер явно был ею увлечен. Но не более того. Однако потом его увлечение, должно быть, получило продолжение. Точно. Когда же это началось? Когда же это могло случиться?
— Ах вот оно что, — произнесла она вслух, — вот оно что…
Это было после его первой поездки в Штаты. Оливер тогда вернулся домой и впервые после войны пожелал заняться с ней любовью. Ясно, значит, вот что сумела сделать для него Фелисити. Подготовить его к встрече с женой… Вернуть, так сказать, к земным радостям.
— Ну, Оливер, — сказала Селия вслух, — и темная же ты лошадка. Еще какая темная!
Эта мысль привела Селию в возбуждение. Какая же она недотепа, что даже Оливер с легкостью обвел ее вокруг пальца. А еще считает себя искушенной…
Дверь отворилась. Заглянул Оливер:
— Ты в порядке, моя дорогая?
— Да, спасибо, — улыбнулась она.
— Ты выглядишь лучше.
— И чувствую себя лучше. Спасибо.
— Тебе надо бы поехать домой. Немного отдохнуть. Ты очень утомилась за это время, а до понедельника никто из нас все равно ничего сделать не сможет. Господи, хоть бы все уладилось! С этим Лотианом.
— Так и будет, Оливер. Я точно знаю.
— Надеюсь. Да, кстати, вот, тебе только что принесли.
И он положил на стол сверток.
— Спасибо, — опять сказала она. — Я вскрою его позже.
— Хорошо. Так я велю, чтобы Дэниелз отвез тебя домой?
— Чуть-чуть попозже.
Она все-таки взяла сверток и пересела на диван. Сверток был большой и довольно тяжелый. Похоже, какая-то рукопись. И точно, рукопись. Из нее выпал конверт. Письмо на плотной белой бумаге, покрытой черным небрежным почерком…
Любимая моя!
К тому времени, как ты это получишь, я уже буду далеко в морях. Может быть, меня даже укачает. Моряк я никуда не годный. Что ж, это отвлечет меня от печальных мыслей.