когда в кондитерскую ворвался залп уличного шума; я подняла глаза и увидела у самой двери маму с сумкой и шляпой в руках. На ее лице застыло выражение оборонительной осторожности, пока она изучала незнакомое, определенно современное кафе, и я отвернулась: лучше буду смотреть на руки, на столик, теребить молнию сумки, лишь бы ничего не видеть. В последнее время я все чаще замечаю на ее лице подобную неуверенность и не знаю, то ли она становится старше, то ли я, а может, просто мир несется все быстрее. Меня страшит собственная реакция на это, ведь слабость матери должна бы вызывать жалость и любовь к ней, но на самом деле все наоборот. Она пугает меня, словно прореха в ткани нормальности, которая угрожает сделать все неприятным, неузнаваемым, не таким, как должно быть. Всю мою жизнь мать была непререкаемым авторитетом, каменной стеной благопристойности, и от ее неуверенности, в особенности в ситуации, которая не заставляет меня даже поморщиться, мой мир кренится и земля клубится под ногами, будто облака. Итак, я ждала, и лишь когда прошло довольно времени, вновь подняла глаза, поймала ее взгляд — снова твердый и уверенный — и безмятежно помахала рукой, как будто только что ее заметила.
Она осторожно направилась ко мне через битком набитое кафе, нарочито придерживая сумку, чтобы не ударять людей по головам, и тем самым умудряясь выражать недовольство расстановкой столиков. А я пока быстро удостоверилась, что никто не оставил на ее половине стола рассыпанный сахар, пенку от капучино или крошки. Эти не вполне регулярные встречи за кофе стали нашей новой традицией, учрежденной через несколько месяцев после того, как папа вышел на пенсию. Мы обе испытывали легкую неловкость, даже когда я не собиралась деликатно копаться в маминой жизни. Я привстала со стула, когда она добралась до столика, мои губы коснулись воздуха возле предложенной щеки, и мы обе сели, улыбаясь с немалым облегчением, оттого что публичное приветствие осталось позади.
— Тепло на улице, правда?
Я согласилась, и мы покатили по проторенной дороге: папина текущая одержимость улучшением дома (вычищает коробки на чердаке), моя работа (потусторонние встречи на Ромни-Марш) и сплетни маминого бридж-клуба. Затем последовала пауза, и мы улыбнулись друг другу в ожидании того, как мама чуть запнется под весом своего обычного вопроса:
— Как Джейми?
— Хорошо.
— Я видела последний отчет в «Таймс». Новую пьесу неплохо принимают.
— Да.
Рецензия и мне попалась. Я не искала ее специально, честное слово, не искала; просто случайно наткнулась, когда смотрела страницы о сдаче жилья. Очень удачная рецензия, как оказалось. Проклятая газета: подходящих квартир для съема тоже не было.