Ее щеки порозовели, глаза засверкали, она явно испытала прилив сил, как если бы питалась моим замешательством. Наслаждалась им. Она лукаво посмотрела на меня — уже знакомым взглядом, намекавшим, что она может поведать больше, чем мне придет в голову спросить.
— Наверное, в жизни каждого ребенка наступает момент, когда отворяются ставни и приходит понимание, что его родители не чужды худших из человеческих слабостей. Что они уязвимы. Что порой они потакают своим прихотям, кормят своих собственных чудовищ. Мы эгоистичный вид, это заложено природой, мисс Берчилл.
Мои мысли совершенно смешались. Я не вполне понимала, как одно связано с другим, предполагала лишь, что это имеет какое-то отношение к огорчительным последствиям, которые предрекало ее письмо.
— Но письмо…
— Это письмо ничего не значит, — рявкнула Перси, взмахнув рукой. — Больше не значит. Оно ни при чем.
Она посмотрела на письмо, и ее лицо замерцало, словно проекционный экран с обратной перемоткой фильма длиной в семьдесят пять лет. Единственным внезапным движением она швырнула бумагу в огонь, где та зашипела и вспыхнула, отчего Перси вздрогнула.
— Как оказалось, я была не права. Это была его история. — Она криво усмехнулась не без желчи. — Даже если тогда он не знал об этом.
Я окончательно смутилась. Как он мог не знать, что это его история, и как она могла считать иначе? Во всем этом не было смысла.
— Во время войны у меня была знакомая. — Перси Блайт села за отцовский стол и положила руки на подлокотники кресла. — Работала в правительстве; несколько раз встречала Черчилля в коридорах. Он повесил на стену табличку: «Имейте в виду, что в этом здании нет места депрессии и нас не интересует возможность поражения. Ее не существует».
Мгновение Перси сидела, вздернув подбородок и чуть сузив глаза, в окружении собственных слов. Благодаря аккуратной стрижке, тонким чертам лица и шелковой блузке за пеленой табачного дыма она казалась почти такой же, как во времена Второй мировой.
— Что вы думаете об этом?
В подобные игры я играть не умею, никогда не умела, в особенности в загадки, которые даже отдаленно не связаны с темой беседы. Я уныло повела плечами.
— Мисс Берчилл?
Я вспомнила статистику, которую где-то прочитала или услышала: частота самоубийств резко падает во время войны; люди слишком заняты выживанием, им некогда много размышлять о том, как они несчастны.
— Мне кажется, во время войны все иначе. — Я невольно повысила голос, выдавая свое смущение. — Другие правила. Наверное, депрессия сродни поражению на войне. Возможно, Черчилль имел в виду именно это.