— Верно, — подтвердил Клавдий, удивленный, что она заговорила об этом. — Они сознались, что были вовлечены в заговор Фурием Скрибонианом, легатом Далмации. Они были в большом отчаянии оттого, что дали себя таким образом провести, и я поверил в их искренность.
— Боюсь, однако, что они признались тебе не во всем.
— Что ты хочешь сказать?
— Знай же, что Мессалина — сообщница своего двоюродного брата Статилия Корвина. Я не питаю никакой злобы к Мессе, люблю ее как сестру и не забыла, что отчасти благодаря ей вернулась из этой ужасной ссылки. Как ты понимаешь, мне очень досадно говорить тебе о ее предательстве, но любовь, которую я испытываю к своему дяде и императору, сильнее той, которую я способна испытывать к Мессалине.
— Кто мог рассказать тебе такую чепуху?
— И все-таки это чистая правда. Я узнала, что Мессалина была любовницей Статилия.
— Такой слух ходит по городу, — согласился Клавдий, — но известно, что его пустил Мнестер, чтобы отомстить императрице за какую-то пустячную обиду. Я презираю такую месть, но хочу быть к Мнестеру снисходительным и простить его, он большой талант.
— Клавдий, поверь мне, это не просто сплетни…
— Послушай, Агриппина, — прервал он ее тоном любезным, однако не допускающим возражений, — невозможно осудить императрицу на основании слухов. Я признателен тебе за то, что из любви ко мне ты захотела меня предупредить, но тебя ввели в заблуждение. Может, ты имеешь другие доказательства ее вины?
— Мне казалось, что я представила тебе достаточное доказательство. Но поскольку ты не хочешь этому верить…
— Разумеется, нет, — твердо сказал он, вставая.
Клавдий поцеловал Агриппину в лоб и, пожелав ей спокойно провести остаток ночи, удалился. Агриппина склонилась над постелью сына, удостоверилась, что он заснул, и пошла к себе. Она утешалась тем, что было бы глупо надеяться убедить Клавдия, прибегнув к простому оговору. И все же ее радовала мысль о зерне сомнения, которое она заронила в его голову и которое обязательно прорастет, если она будет медленно и терпеливо действовать.
Клавдий, подойдя к порогу своей комнаты, в последний момент передумал и направился к Мессалине. Он нашел ее спящей на ложе; рядом спала Октавия. Это зрелище умилило его. Клавдию отрадно было думать, что к нему благоволит Венера, давшая в жены такую красивую и благоразумную женщину. Когда он шел по комнате, залитой тусклым светом ночного светильника, Мессалина открыла глаза. Она знала, что Клавдий придет к ней, и напустила на себя умиротворенный вид, стремясь скрыть свою тревогу.
— Клавдий, возлюбленный мой повелитель, — прошептала она. — Я счастлива, что ты пришел поцеловать меня перед сном.