— Я слушаю тебя, — сказал Клавдий, садясь на табурет возле ложа.
— Дядюшка, — настойчиво проговорила Агриппина, — я просила переговорить с тобой наедине.
— Разве мы не одни? — удивился Клавдий.
Агриппина жестом головы указала на императрицу, стоявшую чуть поодаль, скрестив руки на груди и высокомерно глядя на родственницу.
Клавдий повернулся и попросил ее удалиться.
— Оказывается, я лишняя в этом милом семейном кругу, — сказала Мессалина. — Что это за тайна, о которой хочет поведать тебе племянница, что она не может сказать о ней в присутствии самых близких людей?
— Это дело касается только моего дяди и меня, — резко ответила Агриппина.
— Месса, возвращайся к себе, — приказал Клавдий с твердостью в голосе, поразившей его жену.
— Повинуюсь цезарю, — сухо бросила она.
Агриппина, вконец презрев церемонии, направилась к двери и открыла ее, дабы убедиться, что вышедшая из комнаты императрица не осталась за дверью подслушать разговор. Затем она вернулась к сыну, заботливо уложила его и опустилась на подушку у ног Клавдия.
— Я хочу поговорить с тобой, — начала она, положив ему руки на колени, — потому что не хочу тебя потерять. Ты знаешь, какую бесконечную нежность я испытываю к тебе. Ты неизменно был со мной так добр и великодушен с той поры, как позволил вернуться из ссылки!
Клавдий, очарованный этими словами признательности, положил свою руку ей на голову, меж тем как она продолжала:
— И я не думаю, что ошибаюсь, видя, что и ты испытываешь ко мне некоторую привязанность.
— Это правда, Агриппина, я с симпатией отношусь к тебе. Я нахожу тебя очень красивой и щедро наделенной теми качествами, которые делают честь римским матронам, — заявил Клавдий, охваченный волнением от близости племянницы.
— В таком случае я могу надеяться, что не прогневаю тебя, если буду откровенна. Знай, что никто здесь не осмелится говорить с тобой так правдиво, как нужно, чтобы поставить тебя в известность о том, что творится в твоей собственной семье.
— Что означают эти загадочные слова? — встревожился Клавдий.
— Я хотела поговорить с тобой о Мессалине.
— О Мессалине?
— Увы! — с сожалением вздохнула она. — Я не знаю, как сказать тебе то, что мне известно о ней, и не вызвать твоего гнева.
— Почему я должен гневаться на тебя? Говори откровенно. Ты зашла слишком далеко, чтобы теперь что-то скрывать.
Агриппина была слишком хитра, чтобы довольствоваться повторением слухов о распутстве Мессалины, она знала, что Клавдий не придаст им значения.
— Мне стало известно, — начала она, — что арестованы Азиний Галл и Статилий Корвин.