Бронзовые лампады, подвешенные на длинных цепочках к колоннам и к своду, имели вид крылатых фаллосов. Между ними висели другие фаллосы, с бронзовыми колокольчиками, принимавшиеся звенеть все разом, едва их задевали, — настолько близко они располагались друг к другу.
Рядом на алтаре, окруженном курильницами с фимиамом и другими благовонными веществами, которые наполняли зал неосязаемыми пьянящими парами, были расставлены корзины со смоквами — плодами, наделенными эротическими значениями. Стояли также большой кувшин и широкая греческая чаша в аттическом стиле; на дне ее красным был изображен мужчина, стоя совершающий половой акт с женщиной, повернувшейся к нему спиной и наклонившейся; с внешней стороны чашу опоясывали изображения эротических сцен: совокупляющиеся друг с другом мужчины и целующиеся женщины.
Публика стояла перед алтарем, когда Хилон монотонно произносил таинственные слова на финикийском, как он уверял, языке:
— Италоним вуалонут си хоратисима комсит…
Мессалина, имеющая хорошую память и некоторые литературные познания, сперва удивилась, поскольку точно так же изъяснялся Ганнон в начале пятого акта комедии Плавта «Пуниец», причем предполагалось, что он говорит на языке карфагенян; в следующую минуту она рассмеялась в душе, увидев, что все слушают с необычайной серьезностью и благоговением.
Когда Хилон закончил, расположившиеся в глубине зала музыканты заставили зазвучать свои инструменты, а танцовщицы ударили одна в тамбурин, другая в систр, обычно являющийся атрибутом богини Исиды.
Повернувшись к публике спиной, а к статуе лицом и подняв обе руки, Хилон воскликнул:
— О Мифилесет, бог наслаждений, через рождение обновляющих мир! Окажи милость, исполни все пожелания твоих почитателей и даруй им все те радости, которые природа может предложить смертным. Пусть эти угодные тебе смоквы явятся для них обещанием новых удовольствий и силы неиссякаемой.
Обе танцовщицы подошли к алтарю, одна взяла корзину со смоквами, другая — кувшин и чашу. Затем они предстали перед жрецом, который взял из корзины плод и показал его присутствующим.
Сосредоточенно помолчав, он звучным голосом сказал:
— Сегодня, дети мои, мы принимаем к себе неофитку, которая будет приобщена к божественным мистериям. Мессалина, предстань перед богом.
Девушка, сделавшаяся таким образом центром внимания, почувствовала, как краска залила ее лицо, тем не менее она подошла, высоко держа голову.
— Закон Приапа Мифилесета, — снова заговорил Хилон, — выражается в двух словах: отдавай — бери. Вот тебе эта смоква, Мессалина, бери ее.