Эти оба чувства были так тяжелы для нее, что она поспешила переменить разговор, заговорила о сцене и предложила свою помощь.
— Нет-нет! Ни за что. Разве вы не понимаете, что я никогда не соглашусь взять денег от вас! — воскликнула гордо Зина.
— Ведь вы же собирались ими пользоваться, — как можно ласковей сказала Накатова, взяв руки Зины, — это было бы нехорошо, это был бы обман, но теперь я их предлагаю вам добровольно, даже умоляю вас взять их. Я хочу исправить ошибку Николая Платоновича. Если вы меня действительно хотите считать за сестру, то вы примите их, — прибавила она, делая над собой усилие.
— Чудная! Да, будем сестрами! — воскликнула Зина, бросаясь в объятия Накатовой, — я буду вам настоящей сестрой, я готова отдать вам жизнь… я так несчастна!
Зина говорила, заливаясь слезами и осыпая поцелуями Накатову.
Екатерина Антоновна терпела эти поцелуи и, пересилив себя, гладила голову Зины.
Накатова сначала решила уехать, не прощаясь ни с кем, но потом переменила решение.
Она сделала прощальные визиты, спокойно отвечала на любопытные вопросы приятельниц, что свадьба не состоялась, потому что она и Лопатов нашли, что мало сходятся характерами.
Но о дне своего отъезда она не сообщила никому. Только тетя Соня и Таля пришли проводить ее.
В обычной суете вокзала Накатова вдруг почувствовала, что она действительно оставляет старую жизнь, что там, куда она едет, будет что-то новое, совсем непохожее на то, что она оставляет.
Ей было как будто жутко делать этот шаг, но в то же время в ней была уверенность, что там лучше, светлее, что оттуда все ее здешние огорчения и тревоги покажутся ей в ином свете, в настоящем.
Все остающееся здесь уже не казалось таким важным, чувства сглаживались, хотелось все забыть и все простить.
— Таля, — тихо сказала она, сжимая руку девушки, — скажите ему, Николаю Платоновичу, что векселя его я скупила и уничтожила, и потом… не оставляйте эту… эту Зину.
Прощаясь с теткой, она крепко и нежно ее поцеловала.
— Я жду вас, тетя, как только вы устроите свои дела, и непременно с Талей.
Она вошла в вагон за Ксенией Несторовной, которая в другой группе провожающих прощалась со своей дочерью и зятем.
— Я побегу на конец платформы и еще раз взгляну на вас, — крикнула Таля.
Поезд вздрогнул, дернулся, и темный вокзал с прокопченными стенами, пестрыми плакатами, с кричащей, суетящейся толпой стал уплывать.
Уплыл.
Яркое солнце хлынуло потоком на тающий снег и на влажные доски платформы. Накатова выглянула в окно.
Вот и фигурка Тали, махающая платком.
Она вся залита этим весенним солнцем, и яркий луч ударяет во что-то, должно в пуговицу на ее жакете, и кажется Накатовой, будто светлый луч горит на груди девушки… И не на платформе стоит она, а на широких ступенях, а за ней, уходя в голубое небо, сверкая мраморным портиком, высится стройная белая колоннада.