— Да, пока как умеете. Я подкорректирую потом. Когда пойму, как это сделать.
Когда меня привезли на место, там уже стоял, притулившись под пышной серебристой ивой, хорошенький нарядный шатёр со всем, что только может понадобиться путешественнику, решившему расположиться с комфортом. Тирнальские чиновники, обеспечившие мне всю эту радость, замерли у шатра ровным полукругом и опасливо взирали на мою особу. Наверное, боялись, что я сейчас предъявлю претензии по поводу отсутствия походного джакузи и накрытых полян.
— Расстарались, господа, но зачем же? — добродушно улыбнулся я. — Не стоило.
— Стоило, — злобно прошипела демоница. — А почему шатёр такой маленький? Почему, действительно, нет угощения, а?
— Замолчи уже, критиканша. Мне всё нравится, всё устраивает. И я отменно сыт.
— Да тебя никто уважать не будет с такими скромными запросами! Решат, что ты не куриал, а сошка мелкая, самозванец. Большой чин должен требовать себе комфорта!
— Кому должен, всем прощаю… Благодарю, господа. Подождите в сторонке, может, что понадобится… Слышь — берушами затыкаться?
— А это вопрос, что тебе нужно для сосредоточения. Так-то погружение в медитацию будет глубоким. Это я тебе обещаю.
— Тогда без беруш обойдёмся… В общем: меня не беспокоить! Разве что придёт экстренное сообщение от главы Курии или новый зев откроется. Всё ясно?
— Да, конечно, господин куриал, — хором прозвучало в ответ. — Можете не сомневаться.
И почтение во взглядах — иной раз тон работает лучше солидных документов с жирными печатями.
На раскладной пружинной кровати оказалось уютно до дрожи. Только улёгшись на пушистое покрывало, уткнувшись лицом в подушку, я осознал, что, кажется, всё-таки здорово устал. И насколько здорово! Вздремнуть бы по-настоящему…
— Некогда расслабляться, — понукала меня айн. — Пошли.
Эту медитацию мне случалось пробовать во время обучения в Ишнифе. Я её не любил. По ощущениям магия исторгала душу из тела так резко, как рвут морковку из земли, и иллюзия пребывания в стабильном физически выраженном состоянии обреталась с ощутимой задержкой. Это вот время между выходом из оболочки и стабилизацией в умозрительном теле напоминал физическую смерть и неиллюзорно пугал.
Но делать нечего. Хоть как-то собрав себя обратно, я поплёлся за моей спутницей по ломкой, как в области той памятной аномалии, траве к покачивающимся над землёй золотыми кольцами, надетыми, словно бублики на пирамидку, на ослепительно-серебряный стержень. Нет, не стержень — сильно вытянутый октаэдр, и кольца уже не кольца, а молниеобразные зигзаги, расположившиеся вертикально. И полосы тумана, переслаивающие их, завивались кокетливыми колечками, если на них смотреть. Если наблюдать на периферии зрения, то текли спокойно, как вода по выглаженному песчаному руслу.