Орден для поводыря (Дай) - страница 203

– Крысы? – ошарашенно выдохнул полковник.

И правда, что это я? В стародавние времена, когда кошка была чудным заморским зверем, наши предки выучивали крысу-каннибала, которая полностью вычищала дом от грызунов. Две крысы в одном архиве не выживут…

– Жаль. Было бы интересно узнать, едят ли эти твари долговые расписки.

В общем, вовсе не полковничье выражение лица у моего жандарма получилось. Зря все-таки его так резко в звании подкинули. Заговор против цесаревича, хоть и выдуманный, не Кретковский раскрыл, а гражданский томский губернатор. Все его расследования тогда еще майора ни к чему не привели, и вся заслуга местного штаб-офицера только в том, что вовремя доложил кому следует. По мне, за это и ордена бы хватило.

Вот Кошелев Юрий Тимофеевич – это настоящий полковник. Одни усы чего стоят! Выдающиеся, прямо-таки буденновские усы! Какому-нибудь подпоручику – выпускнику кадетского корпуса о таких только мечтать. Как, впрочем, и об осанке, сурово сжатых губах и блестящих оружейной сталью темно-серых глазах. Прежде думал, что и глаз-то такого цвета в природе не существует, но явился командир 11-го Томского батальона и оказалось – все-таки бывают и такие.

Вот паровозы и члены царской семьи – прибывают. Купцы и мещане – приходят. Армии – входят или вторгаются, а военнослужащие – непременно являются. О чем тут же и сообщают:

– Ваше превосходительство господин генерал-майор! Полковник Кошелев явился по вашему приказанию.

И ведь не соврал ни единым звуком. Я и превосходительство, и генерал, и приказ такой действительно отдавал. Голос, правда, у полковника оказался так себе. Нисколько не командный. С дюгамелевским и сравнить грешно. Слишком какой-то интеллигентный, даже где-то плаксивый голос. Вот в салоне великой княгини Елены Павловны ему самое место. Там много таких – считающих себя самыми-самыми на всем белом свете, заумствующих господ.

Это я к тому, что не понравился мне этот полковник. Только и проку от него, судя по вверенной его подразделению охране пересыльного острога, что на парадах выправкой блистать и молчать.

Вокруг, а кое-где и вместо рассыпающегося, давным-давно сгнившего забора и дюжины вросших в землю холодных и сырых бараков кто-то догадался сложить стену изо льда. И даже угловые башни не забыл. Найти бы этого таинственного архитектора и отблагодарить от имени всего облегченно вздохнувшего города, да не судьба. Сколько ни спрашивал – никто брать на себя честь изобретения не стал. Жаль. Мне смекалка и административная отвага такого человека бы пригодились…

А на ледяных башнях в карауле стояли солдаты кошелевского батальона. На пронизывающем ветру – в кожаных сапогах и тонких шинелях. А на руках, которыми леденючие железные ружья нужно держать, – парадные тряпичные перчатки. И так по четыре часа без смены! Десяток гимназистов этих вояк снежками бы разогнать могли. Много ли насторожит этакий промерзший до костей воин? И что с его пальцами станется, если учесть, что до теплых казарм еще через весь город маршировать?