Или уже ну его? Тол, по моему скромному мнению, куда удачнее и практичнее динамита. Обязательно нужно профессору написать. В идеале Суходольскому к новому строительному сезону на Чуйском тракте пудов пять взрывчатки не помешали бы. Я сделал пометку в блокнотике.
Вокруг – елки, совсем не похожие на те, что придают новогодним праздникам характерный запах. Вдоль едва-едва наезженной колеи высятся настоящие гиганты елочного царства. Елки-императрицы. Высотой метров двадцать, с размахом нижних ветвей по меньшей мере метров шесть. При этом суперлапы многократно переплетались с такими же соседскими, образуя совершенно непроглядную, непроходимую черную тайгу. Урядники покрикивали на молодых казаков, чтобы те и не думали заходить в глубь этого леса дальше чем на десяток шагов – можно и не выйти потом. В этом буйстве жизни очень быстро пропадает чувство направления, а густая хвоя глушит все призывы о помощи.
Кавалеристы с тронутой сединой бородой пугали молодежь жуткими байками о найденных в сибирских джунглях скелетах. Рассказывали, что даже временами случающийся в этих местах совершенно тропический ливень можно спокойно переждать, забравшись к самому стволу охраняющих дорогу елочек. Там всегда сухо, всегда чуточку теплее, чем снаружи, и даже зимой не бывает снега.
Моя Принцесса с узкой дороги никуда уйти и не стремилась. А я – тем более. Так что можно с чистой совестью бросить поводья и заняться чтением.
Пакет от Асташева оказался неожиданно толстым. Письмо, написанное крупным, почти детским почерком, было аж на трех листах беленой, толстой, дорогущей бумаги. Даже неловко как-то стало браться за эти украшенные вензелями листы грязными руками, испачканными еловой смолой и воняющими конским потом.
Высокий стиль канцелярской переписки. Послание томского миллионщика логично и последовательно, как «в ответ на исходящее послание за номером… довожу до Вашего сведения». Текст, даже на мой неискушенный взгляд, переполнен ошибками, но содержание на высоте. Опыт – он и в Африке опыт.
Иван Дмитриевич извещал меня о том, что его сын Вениамин Иванович прислал в Томск письмо, в котором снова поднял тему об организации собственного кредитно-финансового института. Вениамин пытался убедить родителя, что собственный банк вовсе не станет бессмысленным замораживанием средств, а, напротив, позволит, не используя собственные вложения, еще более расширить изыскательские и промысловые возможности семейного предприятия.
Вот хитрый золотопромышленник и подумал, что «коли Вы, милейший Герман Густавович, и далее фабрикациям сибирским попечительствовать намерены, так банк и вам вельми полезен станет. У Вас и людишки знающие имеются, и капиталом Господь Всемилостивец не обидел. О чем мне доподлинно от столичных знакомцев известно».