Бросившись за ним, я распахнул дверь и в бешенстве крикнул ему вслед:
— Не буду я никуда звонить! И, не зная, чего бы еще добавить обидного, неожиданно ляпнул: — Вот выпущу всех хищников из клеток, пусть сами добывают себе пищу. А в кабинет к тебе запущу Багиру и Риту!
— Сумасшедший! — злобно отозвался Николаев. — Псих ненормальный! Тебя самого надо посадить в клетку!
Переодеваясь, я обдумывал предстоящий разговор в горкоме партии. «Что делать, если секретарь откажется помочь? То, что в городе нет еды, — это факт. С другой стороны, запас на случай войны всегда должен быть. Но кто мне его даст?! Допустим, мне предложат покинуть город, оплатят дорожные расходы. Но куда же я поеду?! Сначала надо найти базу. Легко сказать, когда впереди зимний сезон! Главк снова будет тянуть, слать отписки, собирать комиссии… Да за это время животные просто сдохнут от истощения! Они и так еще не вполне оправились от болезни… Чепуха какая-то! Даже во время войны животные в цирках и зоопарках не голодали. Был специальный приказ Сталина. Люди голодали, а животные нет. Неужели теперь мы живем хуже?!»
Тревожась не на шутку, я понимал только одно: зверей необходимо кормить. И я должен не унижаться, не просить, а требовать. Это мое право! Право человека, любящего своих подопечных и отвечающего за драгоценное государственное достояние.
Выйдя на улицу, я вдохнул влажный удушливый воздух. Казалось, лето еще в самом разгаре. Парило, и земля издавала пьянящий запах. В траве раздавалось стрекотание кузнечика. Но листва на деревьях уже начала желтеть. «Почти золотая осень», — подумал я.
Не доходя до моста, высоко вздыбленного над засыхающей речонкой, которая сине-зеленой лентой прорезала город, я остановился у большого тополя. Обняв серебристый ствол, плотно прижался к нему и прошептал:
— Отдай мне свою силу.
На мосту показался хлебный фургон. Понурая рыжая кляча, напрягая силы, вытягивала его на крутизну. «Суки! — в сердцах подумал я. — Кругом полно травы, а лошадь накормить не могут!»
Слово «накормить» воскресило в памяти все заботы и тревоги последних дней, и незаметно для себя я начал прикидывать: «В этом лошадином двигателе будет килограмм четыреста». Испугавшись собственных мыслей, я замер, не в силах оторвать жадного взгляда от рыжей труженицы. Ничего не подозревающий возчик беззаботно покуривал самокрутку.
Сколько же лет мне присудят, если я отниму у него лошадь? А впрочем, зачем отнимать?! Надо просто пойти за ним, посмотреть, где содержится лошадь, узнать, какому хоздвору принадлежит. А вдруг там много лошадей? Возчику прикажут отдать одну — и все тут. Вот это здравая мысль. А то сразу: «Отниму. Сколько дадут?» Тоже мне герой! И как я сразу до этого не додумался! А хлеб можно развозить и на машинах.