Леон спросил его:
— Ты хочешь говорить?
Вихряй растерянно заморгал глазами:
— Я? Нет. Просто я согласен с Ольгой и Ткаченко.
Леон сложил вчетверо листовку Ряшина, спрятал ее в карман и сказал:
— Давайте, товарищи, почитаем другую листовку. Твою листовку, Иван Павлыч, пускать в дело не стоит: она неправильная.
— Это почему же? — сердито спросил Ряшин.
— А вчера представитель губернского центра ясно говорил — почему.
Ряшин встал из-за стола и сделал вид, что хочет уходить.
— Я не могу быть председателем в таком случае, — заявил он. — У нас забастовочный комитет, а не политическая организация. Цыбуля и губернский центр не имеют права навязывать рабочим свою волю.
Леон резко прервал его:
— Цыбуля — представитель нашей партии и дает нам, рабочим, дельные советы. Не угодны они тебе, воля твоя.
Ряшин надел картуз и слегка поклонился всем.
— Можете разговаривать в том же духе. А меня прошу освободить от ненужной траты времени. Я не привык, чтобы гонцы читали мне лекции о том, как лучше ходить по земле грешной. Дай сюда мою листовку, и мы квиты, товарищ Дорохов.
— Это что же, бежать? В кусты бежать в такую минуту? — сверля Ряшина злым взглядом, спросил Леон.
— Почему «бежать»? Просто нам не по пути, только и всего, — ехидно ответил Ряшин.
Леон встал и возбужденно прошелся по комнате.
— Вот что, Иван Павлыч, — обратился он к Ряшину. — Если ты расклеишь свою листовку, мы… мы поведем с тобой борьбу. Как смеешь ты, передовой человек, так поступать в этот момент? Рабочие играют в лото, гуляют, не знают, что им делать, а мы не можем указать людям верный путь. Какие же мы после этого социалисты?
— Ты молокосос, — холодно ответил Ряшин, — и тебе надо еще самому учиться, прежде чем поучать других. Злостной демагогией занимаешься. И я, конечно, скажу об этом где следует.
Леон задрожал от обиды, язвительно спросил:
— В полиции, что ли?
— Э-э, ты начинаешь ругаться? Не советую. Ты еще придешь ко мне, молодой человек.
Ряшин ушел.
4
Утром следующего дня на стенах и заборах появилась листовка за подписью: «Бастующие рабочие». Патрулировавшие казаки сорвали ее. А вечером Вихряй, Ткаченко и Ольга расклеили отпечатанные на стеклографе листовки с текстом Луки Матвеича за подписями: «Всезаводский стачечный комитет» и «Югоринский комитет Российской социал-демократической рабочей партии». Листовка кончалась требованием восьмичасового рабочего дня и лозунгом: «Долой кровавый разбой полиции и казаков! Да здравствует свободная стачка рабочих!»
В центре города и возле завода листовку сорвали быстро, но в поселках она висела до полудня, пока ее не уничтожила полиция. Несколько листовок сняли со стен сами рабочие, и эти пошли по рукам.