Марсианский музей охотно предоставил ему для работы затребованные записи, включая сделанную на Земле. Он исследовал её марсианскую часть и добился определённых успехов в переводе, но никогда больше не проигрывал среднюю секцию плёнки.
Однако настал день, когда он заметил, что ничего не слышно о Туэйте. Он навёл справки через Музей и узнал, что археолог подал заявление на отпуск и уехал ещё до того, как оно было удовлетворено. Куда? Музейные работники не знали, однако Туэйт не пытался замести следы. Запрос в Глобальную аэросеть дал нужную информацию.
Холодок предчувствия поднялся по позвоночнику, но, к собственному удивлению, Далтон мыслил и действовал абсолютно спокойно. Снова аэросеть – теперь отдел заказа билетов.
- Какой самый ранний рейс на Белен? – спросил он.
Чтобы собрать вещи и успеть на ракету, оставалось не больше часа. Он поспешил в Музей. Это место было довольно популярно среди туристов, что было не на руку Далтону, поскольку его планы теперь включали кражу.
Он ждал перед зданием Музея, пока не остался в одиночестве, потом рукой, обмотанной платком, разбил стекло и нажал на рычаг пожарной тревоги. Через несколько минут вой сирен и рёв моторов заполнили главный выставочный зал. Полицейские и пожарные вертолёты жужжали над головой. Волна испуга, смешанного с любопытством вымела посетителей и служителей через двери.
Далтон задержался, пока единственным, кто его мог увидеть не остался человек в безвоздушной стеклянной гробницы, чьи глаза ослепли века назад. Его суровое лицо было загадочным под покровом тишины тысячелетий.
- Прости меня, Освальд, - прошептал Далтон. – Я хочу позаимствовать кое-что у тебя, но уверен, ты не будешь возражать.
Тростниковая флейта находилась в длинной витрине, посвящённой земным предметам. Далтон решительно разбил стекло.
Бразилия – огромная страна, и Далтон потратил много сил, времени и денег, пока не перехватил Туэйта в захолустном речном городишке на той границе, где цивилизация встречается с огромным морем растительности, называемым мато. Когда Далтон прибыл, только что опустилась ночь. Он нашёл Туэйта одного в освещённой комнате единственной в городе неряшливой гостиницы – одного и очень занятого.
Археолог зарос щетиной. Он поднял глаза и произнёс что-то, что могло быть приветствием, безо всякого удивления. Далтон состроил извиняющуюся гримасу и вынул восковые затычки из ушей, объясняющим жестом показав на мир за окном, где древесные лягушки оглушительно пели в жаркой шевелящейся тьме ближнего леса.
- Как вы это выдерживаете? – спросил он.