О ходе внеочередного общего собрания имперского комитета физической культуры, которое происходило 12 апреля 1933 года в зале пленарных заседаний Имперского министерства экономики, в документах имперской канцелярии сохранилось всего лишь несколько коротких упоминаний. Впрочем, германским историкам удалось реконструировать события того дня. Представители отдельных спортивных объединений, которые входили в состав комитета, стали собираться еще накануне. Судя по всему, это делалось для того, чтобы заранее выработать текст общего заявления. Однако за несколько часов до начала общего собрания его демонстративно покинул руководитель «Немецкого турнер-шафта» — одного из крупнейших и политически весомых спортивных объединений Германии. В письменном заявлении он изложил свою позицию. Столь резкий шаг был вызван тем, что указанный руководитель «не считал возможным принимать участие в мероприятии, в котором для заявления не было предоставлено слова немецким гимнастам». С самого начала было понятно, что на общем собрании должен был разразиться скандал. Это подтверждали заголовки некоторых газет. В одной из них статья, посвященная общему собранию имперского комитета, называлась «Много руководителей — и ни одной мысли». В ней журналист указывал, что «к сожалению, опасения гимнастов оказались оправданными». Эдмунд Нойендорф, который возглавил «Немецкий турнершафт», буквально за несколько дней до собрания, где он учинил первый из скандалов, предельно точно знал, что и почему он делает. Уже в 1934 году в одной из статей он сообщал публике: «Я хотел добиться объединения гимнастических и физкультурных организаций в один большой и сплоченный «Немецкий спортивный союз». В рамках этого союза должен был учитываться опыт всех объединений, но тон должны были задавать члены «Турнер-шафта». «Немецкий спортивный союз» должен был предоставить себя в распоряжение Адольфу Гитлеру, став наряду с СА и «Стальным шлемом» третьей военизированной национальной организацией». Эта идея отнюдь не была спонтанной. Нойендорф с конца марта 1933 года вел переговоры с видными деятелями партии, государства и рейхсвера. Позже Ганс фон Чаммер справедливо отметит, что подобные надежды были иллюзорными, а Нойендорф был «наивным идеалистом, полагавшим, что спортивная жизнь будет выздоравливать столь же быстро, как и Германия в целом».
В любом случае, когда началось общее собрание, то руководству имперского союза физической культуры пришлось на себе почувствовать, что ему придется вести дела не с неким «организационным сепаратизмом», а с людьми, которые даже не намеревались скрывать свою враждебность. В первую очередь себя «проявили» члены СА, состоявшие в спортивных союзах. Устроенная ими обструкция была описана Карлом Димом: «По прошествии некоторого времени облаченные в униформу СА люди стали мешать заседанию. Они кричали: «Евреи вон!» Но Левальд все-таки открыл заседание. Как мы и договаривались, ранее он объявил о своей отставке и передаче полномочий бургомистру [Дуисбруга] Джарресу. У меня было чувство, что этот превосходный человек не должен был иметь ничего общего с этой распоясавшейся бандой. К несчастью, он остался в зале, хотя было бы правильнее покинуть его. Не было никакого сомнения, что скандал был заранее спланированным». В одном из описаний даже сохранилось упоминание о том, кто «дирижировал» всей этой заварухой, Карл Дим упомянул имя Карла Крюммеля. Карл Крюммель был не просто руководителем одной из спортивных школ и шефом подготовительных курсов в СА, в марте 1933 года он выступил с инициативой, чтобы именно его назначили на должность имперского комиссара по делам спорта. Если верить Карлу Диму, то Крюммелю оказывал немалую поддержку генерал Райхенау. Позиция Крюммеля была предельно проста: спорт в его представлении должен был являть собой смесь милитаризма и «духа СА». Впрочем, годы спустя подобный подход отчасти оказался востребованным.