Вошел элегантно одетый молодой человек, служивший у атамана личным секретарем и гувернером.
— Извините, Григорий Михайлович, вам письмо из харбинской военной миссии.
Семенов вскрыл конверт. Писал сам генерал Дои. Он приглашал атамана в Харбин на празднование тринадцатилетия империи Маньчжоу-Го. Семенов облегченно вздохнул. Видно, Дои хочет сообщить ему нечто приятное. Этот человек не раз оказывал ему услугу, был несколько откровеннее других японских генералов. «Может, поделится какими-нибудь секретами из штаба Квантунской армии.».
Семенов встал и, несмотря на больную ногу, быстро заходил по кабинету. Потом взял листок с наброском письма и запрятал в свой архив.
Винозаводчик Пенязев бежал из Читы во время отступления Семенова в Маньчжурию и свил себе безопасное гнездо в Харбине. Пенязев всячески поддерживал Родзаевского и Семенова, лелея мечту о возвращении в Россию, очищенную от большевиков. Он часто устраивал пышные банкеты, приглашая белоэмигрантских заправил и японских покровителей.
И на этот раз по случаю тринадцатилетня Маньчжоу-Го, о котором японцы громко трубили в печати и по радио, Пенязев собрал большой банкет. Среди приглашенных были: генерал Дои, начальник русского отдела Кио-Ва-Кай[8] Ренкичи Като, глава «Бюро российских эмигрантов» генерал Власьевский, атаман Семенов, Родзаевский, представители газет, журналов, знакомые и близкие люди хозяина.
По просьбе Родзаевского, был приглашен и перебежчик Померанцев. В сером костюме, с отращенными бачками и усиками, Иван выглядел респектабельно. Несколько очерков, опубликованных в газете под интригующим заголовком «Ужасы, которые я испытал», сделали его героем среди харбинских властелинов. Чтобы очернить родину, он не пожалел грязи, но когда «воспоминания» вышли в свет, он не узнал их — так много было присочинено.
Когда гости расселись за богато сервированным столом, поднялся генерал Дои — надменный, в пенсне, с коротко постриженными волосами и овальным подбородком. Сверкая многочисленными наградами, он негромко заговорил по-русски:
— Господа, сегодня мы отмечаем знаменательное событие — тринадцатилетие империи Маньчжоу-Ди-Го, которая несет счастье и процветание народам Азии…
Он назвал несколько городов, где за тринадцать лет были созданы крупные промышленные предприятия, превратившие Маньчжурскую империю в могущественную державу.
— Этот гигантский скачок в строительстве нового порядка в Восточной Азии изумляет сейчас весь мир.
Дои закончил речь здравицей императору:
— Тенноо хейка банзай!
— Банза-а-ай! — подхватили сидевшие за столом. Померанцев тоже кричал, балдея от радости. За таким столом, перед такими важными персонами он никогда еще не сидел. Особенно привлекал его Семенов. Грузный, с нафабренными усами атаман довольно быстро поворачивался к своему соседу генералу Дои, учтиво улыбался. На нем был основательно потертый генеральский мундир, на котором уже поблекли две серебряные звездочки — дар адмирала Колчака. Крупную облысевшую голову прикрывали жиденькие волосы, зачесанные с висков. Резко выделялись мшистые крутые брови, под которыми прятались жестокие волчьи глаза. Когда Родзаевский подвел к атаману Померанцева и Семенов подал тяжелую руку, набухшую синими жилами, Ивана аж прохватила дрожь. Голосом угрюмым и надсадным атаман спросил: