Но комбат строго сказал:
— Думаю, что на этот раз не придется. Выполняйте приказание! Пожимая плечами, командиры расходились по своим казармам, не веря в серьезность слов комбата.
В офицерской столовой Арышев встретил Воронкова. Лицо Александра Ивановича было строгое, озабоченное. Пожав руку Анатолию, он первым заговорил:
— Ну, кажется, наступил грозный час.
— В самом деле?
— Приказано к восемнадцати ноль-ноль сосредоточить полк на оборонительных рубежах первой линии.
— Значит…
— Значит, война.
Воронков произнес это слово тихо, почти шепотом. Но для Анатолия оно прозвучало, как гром. И уже с этой минуты он ни о чем другом не думал, как только о ней, о войне. Завтракал без всякого аппетита. С осуждением посматривал на беспечно смеявшихся товарищей. В казарму шел быстро. До этого чувствовал вялость в теле, тяжесть в голове от бессонной ночи. Теперь все прошло. В голове было ясно, четко работала мысль. Что он возьмет с собой? Вещи, конечно, сложит в чемодан, а тетради с заметками будет держать при себе, в полевой сумке. Как хорошо, что ночью написал письмо Тане. Сейчас бы не нашлось времени.
В казарме все происходило так, как всегда. Солдаты готовились к построению: скручивали в скатки шинели, укладывали боеприпасы, шутили и смеялись. Веселов, протирая автомат, рассказывал какой-то анекдот. Арышев задержался, чтобы послушать.
— Дежурный по роте докладывает офицеру: «За время вашего отсутствия происшествий никаких не произошло, за исключением — Жучка сдохла». «Отчего?» — спрашивает офицер. «Конины объелась». «А где она ее взяла?» «Лошадь сдохла — всю ночь воду возила». «Куда возила?» «На пожар». «На какой?» «Да штаб сгорел»…
Арышев усмехнулся, подумал в тон анекдоту: «В полку происшествий не произошло, за исключением — война начинается…» Но об этом солдаты еще не знали.
Целобенок собрал с нар все постельное белье и отправил на склад. Потом погрузил в повозки боеприпасы, снаряжение и забил двери опустевшей казармы.
В восемь утра весь батальон выстроился у штаба. Сидоров прошел по подразделениям, осмотрел повозки, поговорил с солдатами. Но команду выступать не давал.
Офицеры посмеивались, мол, сейчас поступит приказ «отбой», и начнутся обычные занятия.
Но этого не произошло. Через час полк покинул падь Белантуй.
Над степью поднялось августовское солнце. Занимался жаркий, ничем не примечательный день. Батальоны повзводно двигались мимо полкового стрельбища. Арышев смотрел на огневые рубежи, выложенные дерном, на сигнальную вышку, где уже вылинял от ветра и дождей написанный на щите девиз солдат: «В любую погоду, в любую метель — каждую пулю без промаха в цель».