Комбриг достал пачку папирос, предложил всем и закурил сам.
— Теперь вы скажите, если бы не наше превосходство в войне, решились бы помочь нам?
Парыгин неловко улыбнулся.
— Не стану душой кривить — помощи бы не было. Напротив, вступили бы с вами в бой.
Комбриг хмыкнул.
— Мы знали, что в данной ситуации у вас не было выбора. Однако это не умаляет того, что вы сделали.
— Мы старались, чтобы заслужить прощение родины.
— Значит, тосковали по России?
— Разумеется. Впрочем, моя тоска понятна, я прожил там половину жизни. А вот человек, — Парыгин кивнул на Ямадзи, — все свои годы провел в Японии, затем — в Харбине, и тоже стремится в Россию.
Комбриг посмотрел на Василия, который сидел справа от него.
— Вы — русский?.. А как же оказались в Японии? Василий бросил недокуренную папироску, сорвал длинную травинку.
— Мать меня маленького увезла оттуда.
— Откуда?
— Из Владивостока, где мы жили.
Комбриг отвел в сторону взгляд, задумался. Ему вспоминалось, как в тревожном восемнадцатом году он ушел с отрядом партизан, оставив во Владивостоке молодую жену с сынишкой. Когда из Приморья изгнали интервентов, он не нашел жену и сына. Соседи рассказали, что она уехала с японским офицером. Он тяжело переживал эту потерю, долго не женился. Да и теперь, когда выросли две дочери, он не мог позабыть своего первенца. Сейчас, посматривая на этого молодого человека в японском мундире, Шестерин с волнением думал: «А что, если это мой Васятка? Волосы, как у меня светлые, рост высокий, только нос немножко вздернут».
— Как вас звать по-русски?
— Василий.
— А фамилия?
— Японская — Ямадзи, а русская — Шестерин.
У комбрига перехватило дыхание, из рук выпала папироска. Вскинув руки, он простонал:
— Вася-а! — и сжал в объятиях сына.
Все произошло так быстро и неожиданно, что Василий, ошеломленный, не смог произнести ни слова. Только ощущал, как горели от прикосновения косматой бороды щеки, билось во всю мощь сердце, а на лбу выступила испарина. Нужно было что-то сказать, а он еще не мог свыкнуться с мыслью, что этот бородатый, кряжистый человек — его отец.
— Ну, а мать жива? — разжав руки, спросил комбриг.
— Нет. Ямадзи скоро оставил ее. Она сильно тосковала по России, просила, чтобы нас отправили на родину. Но получила отказ и заболела. Перед смертью дала мне наказ, чтобы я во что бы то ни стало вернулся в Россию и отыскал вас.
— Не берусь судить, насколько она виновата. Теперь все прошло, жизнь ее наказала. А то, что с тобой встретились, это — чудо! Но, говорят, только на войне нереальное и становится реальным!
Полковник достал папиросу, запалил от зажигалки и не сводил глаз с Василия. Что же ему предпринять? Они могут больше не встретиться.