Вернувшись в землянку, он выпил. Когда с работы пришла Евгения, Иван уже основательно захмелел.
— Ой, ну почему меня не дождался? — обиделась она.
— Жизнь, Шурочка, заставила. — Он встал со стула. Заложив руки в карманы, прошелся по землянке.
— Опять какая-нибудь неприятность?
— Да этот кретин, Арышев, начал свою власть показывать. Выговор влепил за то, что я рано ухожу с работы. А что, я должен ночевать в казарме? Ему не хрена делать дома, а у меня жена.
Евгения слушала, собирая на стол, и радовалась его служебным неудачам. Кажется, он зашел в тупик. Теперь его можно затянуть в свои сети.
— Вообще-то, Ванечка, дела у тебя незавидные.
— Ты думаешь, что я больше не поднимусь?
— Трудно будет. Арышев скрутит тебя в бараний рог.
— Это мы еще посмотрим, кто кого скрутит! — Померанцев сел за стол, набулькал в стакан ей и себе, разбавил водой. — Давай выпьем по одной, на том свете нет такой.
Они чокнулись и выпили. Иван было взял гитару, но, потренькав, отложил.
— Иди ко мне, Шурочка.
Она холодно смотрела на него, казалась далекой, недосягаемой. Глубокий вырез цветного халата открывал ее высокую грудь. Он обнял ее.
Евгения не упиралась: сегодня ей нужно было ублажать его прихоти. Сегодня она должна открыться. Он посадил ее на колени, обнял.
— Только ты можешь понять и посочувствовать мне. А остальные все — гады! Как я ненавижу их! Когда-нибудь я им…
Ей надоело слушать. Она встала и прошлась по землянке.
— Ваня, ты устал. Ложись спать.
Евгения быстро приготовила постель. Иван разделся и лег.
«С чего же начать? — раздумывала она. — А может, отложить? Вдруг он заартачится? Но другого такого случая может не быть. Сегодня он, как никогда, ожесточен и ждет сочувствия, поддержки, совета».
— Ты чего не ложишься?
— Сейчас, Ванечка…
Евгения разделась, погасила свет и, перекрестившись, нырнула под одеяло.
— Радость ты моя! Только с тобой я забываю обо всем. — Он обнял ее.
— Постой, Ваня. Я хочу поговорить с тобой.
— Потом поговорим.
— Нет, сейчас.
Он ослабил руки, повернулся на спину.
— Я много думала о твоей службе и сегодня поняла: теперь тебе не дадут ходу. Ты человек не мира сего. У тебя другие интересы в жизни. А простора тебе нет. Ты зачахнешь на своем взводе.
— Ну а что я должен делать?
— А вот слушай. Только не обижайся. Хорошо?
— Зачем же мне обижаться. Ты же мне добра желаешь.
— Верно. У тебя от меня нет секретов, я тоже от тебя не хочу ничего скрывать. Тебе нравится такая жизнь, как у нас?
— Конечно. Так в полку никто не живет.
— А кто тебе создал такое счастье?
— Ты и твой дядя.
— Ты думаешь, что дядя нас снабжает спиртом только за один бланк командировочного предписания? Дядя — это миф, который я придумала. Есть другие лица. И если ты будешь с ними иметь дело, тебя могут оценить и вознаградить.