Я сел рядом и взял крылышко, словно не зная, что с ним делать, размышляя о том, что существует по крайней мере миллион тем, которые я хотел бы обсудить с этой женщиной: какие ее любимые команды, хотя я и подозревал, что она в основном увлекается легкой атлетикой. Как живут мормоны? Читала ли она что-нибудь про Восточную Европу и о национальной задолженности этих стран или только статьи про кино и спасение тропических лесов? Какой ее любимый маршрут, когда она бегает? Где и когда она заработала травму колена? Нравятся ли ей только классические голливудские фильмы или «ужастики» тоже? Верит ли она в Бога и чувствует ли вину или только сожаление по поводу своего аборта? Она занималась со мной сексом просто так или она влюбилась в меня той ночью?
А спросил я ее опять о другом:
— Когда ты снова начала спать с Саем?
— На прошлой неделе.
— Почему?
— Почему?
— С какой целью? Ты просто подумала, что, если с ним переспишь, он поставит фильм по твоему сценарию?
— Знаешь, — сказала она и взяла еще одну салфетку, — в шоу-бизнесе есть такой старый анекдот: красивая и талантливая актриса приходит в офис к продюсеру и говорит: «Я хочу получить эту роль. Я все сделаю, все, что вы захотите, за эту роль». Она встает на колени и говорит: «Я сейчас вам такое удовольствие доставлю!» А продюсер смотрит на нее и отвечает: «Ну ладно, а мне-то что с этого?»
Бонни отряхнула с ладоней хлебные крошки.
— Так вот: Саю-то что с того? Ничего. Что такого я могла бы сделать для него, чтобы сподвигнуть его на то, чего он на самом деле делать не желал?
— Но как же ты могла спать с таким подонком? Ну ладно, он отдал тебе этот дом, но ведь он оставил тебя практически ни с чем. Вынудил сделать аборт…
Она перебила меня:
— Никто ведь не держал пистолет у моего виска.
— Может, он и не держал, но он ведь намекнул тебе, разве нет? Забудь об этой чуши, что он не чувствовал себя достаточно зрелым, чтобы иметь ребенка. Он отнял у тебя шанс иметь то, о чем ты больше всего мечтала.
Я затронул самое ее больное место. Она не вздрогнула, она просто встала с тарелкой в руках.
— Отнести, что ли, на кухню?
Голос у нее был неестественно веселым, как будто она вот-вот расхохочется.
— Не стоит. У меня там нет занавесок, и тебя могут увидеть. Я сам потом отнесу.
Я забрал у нее тарелку и поставил ее на пол.
— Я тебя расстроил, да?
— Не то чтобы очень… — тихо ответила она.
— Одень тапочки.
Я дождался, пока она их одела, выключил свет, взял ее за руку и повел вон из комнаты, через темную гостиную. Мы вышли на улицу с черного хода. Была уже почти ночь. Небо усыпали звезды, оно было синим-синим. Темным, цвета индиго, как мой «ягуар». Я усадил ее на ступеньки и пробормотал: