— Мальчик не нашел себя в жизни, но разве можно за это кого-то обвинять?
— Ну что ты.
— Он так и не вписался в кинобизнес, — пробормотала она.
Никто уже не выглядел так, как выглядела моя мать. Кто стал бы убивать время на то, чтобы выглядеть как персонаж документальных хроник тридцатилетней давности? Каждую ночь она накручивала волосы на крупные бигуди, чтобы они казались пышнее, а по утрам сооружала шиньон при помощи специального металлического гребня, которым она пользовалась сколько я ее помню. Она выщипывала себе брови и рисовала на их месте тонкую светло-коричневую линию. Она пудрилась светлой пудрой, румянилась ярко-красными румянами и красила губы помадой в тон румянам. Сейчас помада слегка облезла, потому что мать пила мартини. Ее ногти, коротко подстриженные, овальной формы, тоже были красными.
— Надо было ему заняться банковским делом. Директором банка он, разумеется, не стал бы. Я на этот счет никогда не обманывалась. Но ведь он пробовал себя в торговле, и у него ничего не получилось. А потом кино, эти люди. С ними так тяжело. Он не создан для такого рода работы.
— Не создан.
— Я думаю, он любил этого человека, несмотря ни на что. Того, который был убит.
Я объяснил, что Истон действовал по указке Сая, что он думал, что стреляет в Линдси. Она спросила:
— Почему же он не сказал: «Я не стану этого делать»?
— Не знаю, мам.
— Вот и я ума не приложу.
Я спросил, не хочет ли она, чтобы я сготовил что-нибудь поесть. Нет, она не голодна, она обойдется. Я понял, что она хочет остаться одна, но спросил, не хочет ли она, чтобы я остался ночевать, или составить мне компанию и поехать ночевать ко мне. Она сказала: нет, благодарю. Если возникнет необходимость, она позвонит. Я сказал, что заеду к ней утром.
— Все это появится в газетах, — сказала она. — И по телевизору.
— Нам предстоят трудные дни, — сказал я. — Ну, в смысле дурной славы. Смею предположить, что и потом тебе легче не станет.
— Ты полагаешь, меня уволят?
— Нет. Ты для них слишком ценный сотрудник. И я думаю, большинство отнесется к тебе с пониманием.
— Они могут и не понять. Просто будут вести себя вежливо. А в глубине души будут думать, что я что-то не так сделала и толкнула его на этот путь.
Она встала.
— Я хочу побыть одна.
— Мне очень жаль, мам.
И тут она произнесла вещь, которая меня поразила.
— А тебе-то чего жаль? Ты же не виноват. Ты же никого не убивал. Это твой брат убил, а не ты.
И пока я соображал, как выразить ей свое сочувствие, может, взять ее за руку или сказать, что всегда буду рядом с тобой, мам, что бы ни случилось, мать добавила: