— Сотрудница отдела снабжения, моя будущая жена, — коротко говорю я.
— Это хорошо. Поздравляю вас, — говорит комкор. — А теперь возьмите вот этот пакет. В нем два миллиона денег. Это Киров подбрасывает вам подкрепления, а я, — он встает, — иду спать.
— Но ведь вы хотели у меня.
— Нет… вы человек почти женатый, пойду к Смирнову.
Он крепко жмет нам руки, оставляет на столе тючок с миллионами и, сопровождаемый Аббасом, выходит на крыльцо.
Вернувшись, Аббас берет туго завязанный тючок, смотрит на него и равнодушно спрашивает:
— Дэнги?
Я киваю головой.
— Куда кладить, сюда? — И тючок ложится в угол, где лежат остальные наши миллионы.
Завтра ночью наши части переходят в наступление.
Все готово к удару. Войска стоят на исходных позициях, приказ командующего разослан по частям.
Утром я отправляюсь в Эркетень и дальше за наступающими полками Бучина, Полешко и Янышевского. Через два дня меня где-то впереди нагонят товарищи из политагентуры, которых с деньгами и инструкциями нужно будет перебросить через фронт, к Хорошеву, в кизлярские камыши»[122].
«Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги» — эта фраза приписывается Наполеону, возможно, ошибочно.
По опыту работы Хаджи-Мурата Мугуева на Кавказе ее можно было бы дополнить — деньги николаевские или «керенки»:
«Дагестанцы Муралиев, Сеидов и связной, уже дважды ходивший в Леваши, кумык Асаев, взяв миллион двести тысяч рублей николаевскими деньгами, должны будут из камышей, перейдя переправу через Терек, углубиться в предгорья Дагестана, где их встретят ожидающие в ауле Костек связные Бориса Шеболдаева.
В последнем письме, пересланном мне из камышей Хорошевым, Шеболдаев настоятельно просил прислать больше николаевских денег, “некрупной купюры”, весьма необходимых ему в горах. То же самое писал и Николай Гикало.
Как и чеченцы, дагестанцы не принимали деникинских денег, а брали за провиант и фураж только николаевские да керенские.
Из тех денег, которые навалом принес мне на спине никем не охраняемый Аббас Бабаев от Кирова, сейчас оставалось около двух миллионов семисот тысяч. Я подумал, подумал — и выделил для Гикало тоже миллион двести тысяч, сто пятьдесят тысяч послал Хорошеву в камыши, но даже и эта сумма была весьма значительна, так как, по данным нашей агентуры, в Баку золотая десятирублевка на денежной бирже стоила девяносто рублей»[123].