Наконец, я и Печальница (так проще, да и теперь она не одинока, я рядом с ней) оказались позади нашей туристической группы. Все гуськом тянутся за экскурсоводом, а мы вдвоем, не сговариваясь, незаметно отстаем, потихоньку замедляя шаг. Я чувствую, что нам хорошо друг с другом, уютно, комфортно. Мы на Дороге львов, среди многочисленных руин истории. Пять мраморных львов, некогда охранявших святое озеро, смотрят, как и прежде, в далекие золоченоседые времена, на восток. Первым заговариваю я. Тихо, полушепотом, чтобы не нарушать согласия наших душ. В ответ на мой несовершенный английский Печальница улыбнулась и, опередив меня на полшага, повернулась.
— Говорите по-нашему, я понимаю.
От удивления у меня перехватило дыхание. Не верилось или, скорее, казалось фантастичным, что на этом лоскутке земли, далеком острове Дилос услышал родное слово, белорусское слово, которое не так часто и в Минске доводилось слышать. А здесь, здесь. из уст Печальницы оно прозвучало божественным гимном нашей земле: ее величественной святости, нерушимости и вечности. Святое родное слово прозвучало на святой доисторической земле Дилоса. В этом был глубокий смысл. Так мне казалось в те минуты.
— Так что вы хотели сказать? — голос у знакомой незнакомки мягкий, глубоко-грудной, с легкой, едва уловимой надтреснутостью.
— Здесь когда-то возвышались десять мраморных львов. Наксосцы в седьмом веке до нашей эры поставили их для охраны, ясное дело, символической, святого озера. Но до нас, как видим, дошло только пять экземпляров. Правда, впечатляют?
— Да. Очень.
Даже не заметили, как повернули от Дороги львов к большому Дому посей- донистов. Мы беседовали непринужденно, неспешно. Я уже знал, что девушка, как и я, из Минска. Что тоже любит Грецию, что еще со школьных времен надеялась попасть на Дилос, посмотреть на мифический остров, почувствовать дыхание дохристианской истории. Печальница училась на юридическом факультете и мечтала, что когда-нибудь сможет ежегодно приезжать на землю красавцев-эллинов, чтобы припадать к источнику, из которого брала начало полноводная река европейской, в том числе и белорусской, культуры. Ибо здесь каждый камень, каждая песчинка дышат историей. На этой земле любой имеет возможность совершить путешествие длиной в тысячелетие, и не в одно.
— Здесь родились философия, театр, наконец — Олимпийские игры. — Я слушал и молча любовался Печальницей. — Жаль, ах, как жаль, что нельзя переночевать на Дилосе, — девушка опечаленно вздыхает. — Никуда не спрячешься от запретов. Неужели я могу украсть статую льва у святого озера? — она едва уловимо усмехнулась. — А может, нам спрятаться у Памятника быкам или за Галереей Антигоны, а? — У будущего юриста заблестели глаза, во взгляде теплилась загадочная мечтательность, больше свойственная студенткам- филологам. — Переночуем на сказочно-загадочном острове. Это же в памяти останется на всю жизнь. А послушайте, как здесь говорит ветер в руинах, как он шепчется с расколами в колоннах, как ласкает портики, вертится волчком у горы Кинф. Я уверена, что только здесь можно примириться с ветром, понять его. — она умоляюще смотрит мне в глаза. Как дошкольница, которая просит отца позволить ей прокатиться на опасном для детей аттракционе.