— Ага, как же, — осклабился парень, и тут в голове у Долли шевельнулась наконец смутная мысль. А что еще мне делать? — кажется, так сказала утром Лулу.
Она помчалась домой и села обзванивать старых знакомых: кое-кто ее еще помнил — и в «Инкуаерер», и в «Стар». Устроить слив информации. Этот трюк помогал Долли раньше, поможет и сейчас.
Несколько минут спустя письма полетели по всем нужным адресам, с картинками во вложениях, и уже через пару часов фотографии улыбающегося генерала Б. и Китти Джексон появились в сети — их продавали, покупали и перепродавали. Вечером пошли звонки от репортеров серьезных газет, не только американских. Генералу тоже звонили; его помощник по связям с общественностью все категорически опровергал.
Вечером, пока Лулу в своей комнате делала уроки, Долли сидела за столом, ела холодную кунжутную лапшу и пыталась связаться с Арком. Удалось с четырнадцатой попытки.
— Мы больше не можем с вами говорить, мисс Пил, — сказал он.
— Арк.
— Мы не можем с вами говорить. Генерал сердится.
— Послушайте меня.
— Генерал сердится, мисс Пил.
— Она жива, Арк? Это все, что я хотела узнать.
— Она жива.
— Спасибо. — Глаза Долли наполнились слезами. — Она… С ней… нормально обращаются?
— Она цела и невредима, — сказал Арк. — Мисс Пил, больше мы с вами не увидимся.
Они немного помолчали, слушая шелест помех на линии. Потом Арк сказал:
— Мне жаль. — И повесил трубку.
Но они увиделись — спустя почти год, когда генерал прибыл в Нью-Йорк, чтобы поведать ООН о переходе его страны на демократический путь развития. К тому времени Долли и Лулу уже переселились из своей ист-сайдской квартирки в другое место, но однажды вечером они специально приехали на машине в Манхэттен, чтобы встретиться с Арком в ресторане. Арк был в черном костюме, его темно-бордовый галстук идеально подходил по цвету к отменному каберне, которое он подливал себе и Долли. Он смаковал каждую деталь своего рассказа — Долли даже показалось, что он и запоминал все в таких подробностях нарочно для нее: как через три-четыре дня после того, как они с Лулу покинули генеральский редут, начали появляться фотографы, сначала один-два — этих солдаты быстро отловили и бросили за решетку, — потом еще и еще, столько, что не переловишь и не сосчитаешь: они прятались везде, где можно и нельзя, лазали по деревьям как обезьяны, закапывались в ямы, увешивали себя пальмовыми листьями. Киллерам никогда не удавалось точно определить местонахождение генерала — фотографы справлялись с этой задачей элементарно: пересекали границу без всяких виз, залезали в корзины и винные бочки, зарывались в тряпье, тряслись по каменистым дорогам в кузовах грузовичков и в конце концов осадили убежище генерала со всех сторон — он уже не осмеливался выходить. Понадобилось десять дней, чтобы убедить генерала, что вариантов нет — придется предстать перед мучителями. Он облачился в генеральскую шинель с медалями и эполетами, сдвинул сине-зеленую шапку набекрень, взял Китти под руку и пошел сквозь строй нацеленных на него объективов. Долли помнила, какое озадаченное лицо было у генерала на тех снимках; в своей пушистой шапке он больше всего напоминал потерявшегося ребенка. А рядом улыбалась Китти в черном облегающем платье — Арку наверняка пришлось постараться, чтобы его раздобыть: непринужденно-простое и в то же время открытое — идеальное для интимной обстановки. Выражения ее глаз Долли не смогла разобрать, как ни всматривалась в газетную бумагу, но смех Китти по-прежнему стоял у нее в ушах.