Однако наладить централизованное производство бомб в Маньчжурской армии до сих пор не удалось, «бомбы Кольцова» изготовлялись кустарно в разных подразделениях как нижними чинами, так и самими офицерами – артиллеристами и саперами.
Руки Кольцова автоматически совершали привычные манипуляции, а слух был заполнен суровой красотой песни, сложенной неизвестно кем и уже известной всей Маньчжурской армии:
И без страха отряд поскакал на врага,
На кровавую страшную битву,
И урядник из рук
Пику выронил вдруг —
Удалецкое сердце пробито.
Он упал под копыта в атаке лихой,
Кровью снег заливая горячей,
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Пусть не ждет понапрасну казачка.
За рекой Ляохэ угасали огни.
Там Инкоу в ночи догорало,
Из набега назад
Возвратился отряд.
Только в нем казаков было мало…
Да, мало осталось в армии тех, кто в прошлом году вступил в первые бои с японцами…
Долгие месяцы потерь и отступлений пулями, снарядами и болезнями смерть собирала свои обильные жертвы. Когда же военная удача после снятия Куропаткина вновь повернулась лицом к русским, смерть не только не приостановила своей кровавой жатвы, но, казалось, еще активнее стала выкашивать ряды армии. Бои за Сандепу и окрестности, оборона Янтая, наступление на Ляодунский полуостров… Сколькими солдатскими могилами устелен этот путь! Только в ходе трехдневных мартовских боев, когда русские войска прорывали оборону генерала Ноги на циньчжоуских позициях и с ходу брали Дальний, в батарее Кольцова выбило половину нижних чинов и почти всех лошадей. Конечно, вскоре из резервов прислали пополнение, но новые солдаты мало обстреляны, не имеют тех навыков стрельбы и сноровки, какие были у прежнего людского состава.
Утешает лишь одно: похоже, на ближайшее время о всяких долгих переходах с места на место можно забыть. Уже почти полтора месяца русская армия занята осадой японского гарнизона крепости Порт-Артур. В виде зеркального отражения повторяется история прошлогодней осады, когда войска Маресукэ Ноги стремились захватить этот город.
Невзирая на официальную пропаганду, твердящую, что «Люйшунь, покорившийся мечу Японии, навеки останется неприступной твердыней японского духа», боевой дух многих японских солдат и даже офицеров упал чрезвычайно. На протяжении всего прошлого года они, чувствуя себя героями, одерживающими победу за победой, тем не менее, словно волны прибоя, которые, накатившись на скалу, тут же отхлынывают, раз за разом бились о твердыню Порт-Артура, и лишь добровольная капитуляция Стесселя – коменданта крепости, бывшего одновременно и начальником Квантунского укрепленного района, позволила ноге японского солдата ступить на обильно политые русской кровью бастионы.