Ли Ён Гук оценил Ким Сон До как «мастера, способного надеть чулки даже на ножки летающей воронь», а также как «талантливого оратора».
Я имел беседу с Ким Сон До в рабочем кабинете Восточноманьчжурского Особого комитета. Беседа длилась примерно часа три.
Как только я увидел его, словно рукой сняло мою решимость порицать его за злоупотребление служебным положением. Наоборот, я проникся сочувствием к нему. Вероятно, такое сочувствие вызвали его вытекший глаз, темное лицо, покрытое тенью переутомления. Слепой на один глаз. Однако, несмотря на свой физический недостаток, он преодолевал крутые перевалы в Цзяньдао, суетился, переходя из одного края в другой, ради революции. Какое это похвальное и трогательное до слез дело!
— Товарищ инспектор! На каком основании вы своевольно, без нашего разрешения, арестовали нашего партизана, выполнявшего специальное задание? Стараясь не горячиться, я обратился к нему столь церемонно.
Ким Сон До испытующе смотрел на меня через очки. Видимо, он был очень недоволен: какая это дерзость ставить такие вопросы перед инспектором Особого комитета! Ты позволяешь себе порицать меня?
— Очень странно, что вы задаете такой вопрос. Неужели вы не понимаете, что переход бойца через границу — это проявление национализма, предательство интересов пролетарского интернационализма… Мы его считаем «минсэндановцем».
— На каком основании? — Он побывал в Корее, значит, это проявление национализма. Боец совершил именно националистическую ошибку. Стало быть, если это не «минсэндановец», то что это означает?
— Это ваше мнение?
— Да! Так считает и мое начальство.
Такой его ответ вызвал во мне скорее чувство жалости, чем чувство отвращения. Стараясь успокоиться, я некоторое время помолчал. Не удивительно ли, что в такой момент, когда следовало проявить гнев и возмущение по по воду его вопиющего бреда, лишенного всякой научной достоверности и правды, вместо того, чтобы, используя железную логику, доказать несостоятельность его болтовни, вместо гнева и презрения, у меня появилось своего рода сочувствие к этому человеку. По всей вероятности, вздорные предрассудки и наивный образ мышления Ким Сон До, сочетаемые с его громкой должностью инспектора Восточноманьчжурского Особого комитета, выставляли его довольно жалким существом.
«Какой он несчастный человек! — думал я. — К физическому уродству присовокупилось еще и духовное. Похвально, конечно, его стремление — посвятить себя делу революции, прикрыв защитными очками вытекший глаз, который мог бы служить отличительной чертой для шпиков. Как хорошо было бы, если бы благое его намерение пронизал здоровый дух! Что же могло так жестоко изуродовать его дух?»