В истории антияпонской революции никогда больше мне не удалось вести такое серьезное, горячее и глубокое обсуждение судеб корейской революции и политической линии, какое было между мной и Панем. Пань был редкий теоретик, овладевший определенными и своеобразными взглядами на революцию. Если бы он остался жив и действовал вместе с нами во второй половине 30-х годов, когда мы во главе крупных отрядов вышли в районы горы Пэкту, то он сделал бы значительный теоретический ипрактический вклада решение трудных вопросов, которые встали во весь рост перед корейской революцией.
После встречис Панем я со всей остротой осознавал, что для революционной борьбы несомненно важна роль практика, но не менее важна и роль теоретика, который выступал бы в роли направляющего и рулевого для тех, кто занимается практической деятельностью.
После наших бесед в Сяованцине, запомнившихся мне на всю жизнь, Пань стал мне самым лучшим другом и товарищем. Несмотря на большую разницу в годах, составлявшую 20 с лишним лет, мы немногим более чем за десять дней сблизились не хуже друзей и товарищей, знакомых уже 10 лет тому назад. Нас сблизили отнюдь не какая-либо материальная прихоть или корыстные цели. Мы питали друг к другу теплое, как солнечные лучи, чувство дружбы, ибо мы были соединены общностью заветного чаяния об освобождении и свободе Кореи, общностью независимого способа мышления и стремлений решать все проблемы в мире самостоятельно, по собственным убеждениям.
Глубину чувств дружбы не измерить ни временем, ни фразерством. Она не зависит от давности знакомства. Дело в том, с какой позиции и с каким подходом относятся к человеку и его судьбе, к своей нации и ее судьбе. Их общность или же разница могут привести то ли к укреплению, то ли к разрыву дружбы. Любовь к человеку, любовь к народу в сочетании с любовью к Родине — это пробный камень для определения глубины чувства дружбы.
Когда уезжал Пань от Сяованцина, я провожал его на коне до самой границы с Хуньчунем. Он немножко прихрамывал на одну ногу, и я привел для него коня.
Мы скакали на лошадях и говорили в пути о многом, наши беседы продолжались и во время ночлега в Шилипине. Там мы два дня обменивались своими мнениями. Темы нашего разговора касались разных вопросов, в том числе о международном коммунистическом движении, об отношениях с китайской партией и, в частности, об актуальных вопросах корейской революции и о ее будущем. Мы дали друг другу клятву в верности.
На эту тему можно бы создать роман. В том же Шилипине находилась офицерская школа Ли Бом Сока. Обосновалась там и семья О Чжун Хва, укрывшись от врага.