Возможно, параллель между 1898 и 1941 годами и не совсем уместна, но все же укажем на обстоятельства вступления США во Вторую мировую войну. Общепризнанно, что произошло оно как ответ на внезапное нападение Японии на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе 7 декабря 1941 года. Но в последние годы у историков появляется все больше оснований предполагать, что нападение не было таким уж внезапным для группы высших государственных и военных руководителей США. Они, возможно, предпочли пожертвовать жизнями своих военнослужащих ради обретения возможности вступить в войну за обретение статуса «первой державы» на благоприятном пропагандистском фоне, созданном вероломным японским нападением.
Наша справка. Для государственного руководства США нападение японцев на Перл-Харбор не было, по сути, неожиданным, так как к этому времени американцам удалось расшифровать японские коды и они могли в течение нескольких месяцев читать все японские сообщения. Командование базы было предупреждено о неизбежности войны с Японией еще 27 ноября 1941 года, т. е. на следующий день после того, как оперативное соединение японского флота взяло курс на Перл-Харбор. Примечательно и то, что все четыре американских авианосца «по счастливой случайности» отсутствовали на базе в момент нападения: три из них вышли в море, один ремонтировался в Калифорнии. Странным образом американское командование не насторожило и то, что в ночь на 7 декабря у Перл-Харбора начали действовать японские сверхмалые подводные лодки, две из них были обнаружены и уничтожены американскими патрульными силами за несколько часов до начала авиационной атаки.
Для того чтобы читатель мог сам сложить мнение о «признаниях Раковского», приведем некоторые выдержки из переведенной на русский язык стенограммы весьма продолжительного разговора с некоторыми пояснениями.
«Мы не являемся шпионами Гитлера»
КУЗЬМИН. Согласно тому, как мы договорились на Лубянке, я ходатайствовал о предоставлении вам последней возможности; ваше присутствие в этом доме обозначает то, что я этого добился. Посмотрим, не обманете ли вы нас.
РАКОВСКИЙ. Я не желаю и не собираюсь этого делать.
КУЗЬМИН. Но предварительно: благородное предупреждение. Теперь дело идет о чистой правде. Не о правде «официальной», той, которая должна выявиться на процессе в свете признаний всех обвиняемых... Нечто, как вы знаете, подчиняющееся целиком политическим соображениям или «соображениям государственным», как бы выразились на Западе. Требования интернациональной политики заставят нас скрыть всю правду...