— Скорее смотрите, — сказал Декамбре. — Те, у кого вид недоуменный, кто хмурит брови, ничего не понимая, — это новенькие.
— Синие, значит, — кивнул Адамберг.
— Точно. А те, кто обсуждает, качает головой, жестикулирует, — это бывалые.
Декамбре отправился помогать Лизбете чистить стручковую фасоль, несколько ящиков которой купил по дешевке, а комиссар зашел в «Викинг», протиснулся под нос драккара и уселся за столик, который уже считал своим. Заключившие пари об исходе кораблекрушения шумно толпились в баре, выигранные деньги переходили из рук в руки. Все ставки были записаны Бертеном, чтобы не было жульничества. Памятуя о божественных предках хозяина заведения, люди считали его человеком надежным и неподкупным.
Адамберг заказал кофе и загляделся на профиль Мари-Бель, она сидела за соседним столиком и очень старательно писала письмо. Это была нежная и хрупкая девушка, и ее можно было бы назвать восхитительной, будь ее губы очерчены более четко. Как и у брата, у нее были густые, вьющиеся, спадающие на плечи волосы, только в отличие от волос Дамаса они были чистые и светлые. Улыбнувшись комиссару, она вновь принялась за свое занятие. Сидевшая рядом молодая женщина по имени Ева пыталась ей помогать. Она казалась менее хорошенькой, видимо, оттого, что ей не хватало живости, у нее было гладкое серьезное лицо и синеватые круги под глазами. Именно такой Адамберг представлял себе какую-нибудь героиню девятнадцатого века, запертую в провинциальной глуши, в доме, обшитом деревянными панелями.
— Так хорошо? Думаешь, он поймет? — спрашивала Мари-Бель.
— Сойдет, — отвечала Ева, — только коротковато.
— Может, про погоду написать?
— Можно.
Мари-Бель снова склонилась над бумагой, крепко сжимая ручку.
— В слове «простудился» пишется «о», а не «а», — поправила Ева.
— Ты точно знаешь?
— Мне так кажется. Дай попробую.
Нахмурясь, Ева несколько раз написала слово на бумажке, не зная, что выбрать.
— Теперь уж и не знаю, совсем запуталась.
Мари-Бель повернулась к Адамбергу.
— Комиссар, — застенчиво спросила она, — в слове «простудился» — «о» или «а»?
Адамберга впервые просили помочь с орфографией, и он совершенно не знал, что ответить.
— В предложении «Но Дамас не простудился»? — уточнила Мари-Бель.
Адамберг пояснил, что с орфографией он не в ладах, и, похоже, Мари-Бель это огорчило.
— Но ведь вы полицейский, — недоумевала она.
— И тем не менее, Мари-Бель.
— Я пойду, — сказала Ева, тронув Мари-Бель за руку. — Обещала Дамасу помочь посчитать выручку.
— Спасибо, — ответила Мари-Бель, — ты так добра, что согласилась меня заменить, а то я с этим письмом еще долго провожусь.