— Я никогда не утверждал обратного.
— Вот видишь! Декамбре умный. Скажи-ка, Жосс, ты понял девятнадцатое объявление?
— Нет.
— По-моему, странное оно, такое же странное, как другие за последние несколько дней.
— Очень странное. Не нравятся мне эти объявления.
— Зачем же ты их читаешь?
— За них платят, и хорошо платят. А мы, Ле Герны, может, и чурбаны, но мы не разбойники.
— Хотел бы я знать, — сказал комиссар Адамберг, — не становлюсь ли я полицейским, потому что служу в полиции?
— Вы это уже говорили, — заметил Данглар, расчищая место для своего будущего несгораемого шкафа.
Данглар хотел начать с чистого листа — так он сказал. Адамберг ничего такого не хотел и разложил папки с документами на стульях, стоявших вокруг стола.
— Что вы об этом думаете?
— Что после двадцати пяти лет службы это, может, и неплохо.
Адамберг сунул руки глубоко в карманы и прислонился к недавно окрашенной стене, рассеянно оглядывая новое помещение, куда он переехал меньше месяца назад. Новый кабинет, новая должность, уголовный розыск при полицейской префектуре Парижа, отдел по расследованию убийств, передовой отряд Тринадцатого округа. Покончено с грабежами, разбоем, насилием, вооруженными и невооруженными преступниками, озлобленными и не очень, и кучей бумаг, к тому прилагающихся. «К тому прилагающихся» — это выражение он произнес уже дважды за последнее время. Вот что значит быть полицейским.
Нельзя сказать, что куча бумаг к тому прилагающихся не преследовала его и здесь. Но здесь, как и везде, обязательно найдутся люди, которые любят бумаги. Еще в ранней юности, покинув Пиренеи, он открыл для себя, что такие люди существуют, очень уважал их и смотрел на них с легкой грустью и огромной благодарностью. Сам он в основном любил ходить, мечтать на ходу и действовать и знал, что многие коллеги не очень уважают его и смотрят на него с глубокой грустью. «Бумага, — как однажды объяснил ему один словоохотливый парень, — составление документа, протокол — есть источник любой идеи. Слово питает мысль, как гумус зеленый горошек. Дело без бумаги — все равно что горошек без удобрения».
Стало быть, он загубил уже тонны зеленого горошка с тех пор, как стал полицейским. Но часто во время прогулок ему в голову приходили любопытные мысли. Эти мысли, наверное, больше походили на кусты водорослей, чем на зеленый горошек, однако растение остается растением, а мысль мыслью, и никто вас не спросит, после того, как вы ее высказали, где вы ее подобрали, на вспаханном поле или нашли где-нибудь в болоте. Так или иначе, нельзя было отрицать, что его заместитель Данглар, который любил бумагу во всех ее видах, от благородных до самых скромных — в пачках, книгах, рулонах, листах, от первопечатной до салфеток, — был человеком, у которого зеленый горошек приносил богатый урожай. Данглар был человеком сосредоточенным, думающим за столом, а не на ходу, вечно чем-то озабоченным, рыхлым и умел делать записи и пить одновременно. Благодаря своей неповоротливости, своему пиву, обгрызенному карандашу и немного вялому любопытству ему удавалось высказывать мысли совершенно отличные от мыслей комиссара.