Наконец, Катя догадалась, в чём тут дело — в тени, точнее, в несоответствии между Антихристовой фигурой и его тенью, упавшей на пылающий у его ног обречённый мир. Грозный, яростный Антихрист с занесённым огненным мечом — и перекошенная, деформированная, агонизирующая в чёрном пламени тень.
И — устремлённый на Антихриста взгляд до сих пор не сломленной, всё ещё верящей во что-то Мученицы. И — кровавые слёзы на его искажённом гневом и, как ни странно, страданием лице.
«Что это значит?» — одними глазами спросила Катя. Охватившее Катю чёрное пламя смутных, полуосознанных предчувствий вряд ли позволило бы раскрыться губам, чтобы вытолкнуть наружу эти три коротких слова, но сейчас можно было обойтись и без слов.
— Боль, — сказал Мастер. — Это значит — боль. Это значит — самоубийство. Уничтожение мира — суть самоубийство Антихриста, смерть надежды, но, в то же время, и его предначертание. Подведение черты. Консуматум эст. Знаешь, Катюха, на какой единственный вопрос мне не ответил Сатана? А я его спрашивал! — в голосе Мастера прозвучала пусть пьяная, но всё та же, уже слышанная однажды Катей, неподдельная горечь. — Я спрашивал: что ты чувствовал, когда объявил войну существующему миропорядку? Легко ли тебе это далось? И знал ли ты, что всё будет так?
Перед ней сидел человек, принявший непростое решение. Странный, непростой человек, сочетающий в себе талант и способность к злодейству, веру и цинизм, великодушие и жестокость, властолюбие и демократичность, почти сверхъестественную проницательность и актёрское тщеславие. Но — человек. Сделавший выбор, сомневающийся, не вполне уверенный в правильности выбора, и, тем не менее, жгущий за собой мосты. Не демон, не Зверь Багряный, не крылатый идол с козлиной мордой — человек…
И Кате вдруг стало ясно, почему он не хотел, чтобы она приезжала сегодня. Он боялся. Боялся не удержать на лице маску. Боялся предстать перед ней человеком.
Но, видимо, его настолько утомила вечная игра, настолько нестерпимым сделалось одиночество, что он отбросил страх.
— Катюха, я тебе одной это скажу, — пробормотал Мастер. — Когда я дописал Антихриста, Бафомет перестал смеяться.
Глава 9
«Пусть мой народ идёт!»
Известная посвящённым прямая дорога к храму оказалась не в пример короче тех путаных партизанских троп, какими водил Катю Мастер. По тому, как уверенно, болтая всякую чепуху про Ирода с Извертом, устремилась по этой короткой дороге Лилит, Катя заключила, что Лилит основательно понаторела в совершении регулярных рейсов между домом Мастера и храмом.
Сама же Катя, в отличие от своей неугомонной «сестрёнки», для которой ожидание «чего-то ужасного» служило психостимулирующим средством, направлялась на «двойную мессу» с не менее двойственным чувством тревожного любопытства. Фраза, вроде бы случайно оброненная вчера Мастером, — «больше всего Епископ боится, что его перестанут бояться, вот и станет ему храм комнатой сто один» — не только обнаруживала знакомство Мастера с романом Джорджа Оруэлла, но и отметала любые предположения о том, будто он намерен пойти на компромисс с Епископом.