– А то ты не понял, – хмыкнул генерал. – О Струпе забудь, проверкой его благонадежности займутся другие. Если мне не изменяет память, до перевода в наш отдел ты работал в кадрах. Связи-то, небось, остались? Вот и выясни, орнитолог, есть ли в анналах родной природы такая птица – подполковник ФСБ Молчанов Федор Петрович. Так ли? – Он развернул к себе монитор и еще раз внимательно вчитался в предсмертную записку убитого наркокурьера. – Да, Молчанов, подполковник… Сумеешь?
– Сделаю все возможное, – поднявшись со стула и опустив руки по швам, пообещал Федосеев.
– Уж ты постарайся, – напутствовал его генерал Тульчин. – Все возможное, а если получится, то и невозможного чуток прихвати, будь ласков…
Во время сеанса видеосвязи генерал Тульчин настоятельно рекомендовал майору Бурсакову поберечь здоровье. Учитывая обстоятельства, Струп чувствовал не менее настоятельную потребность внять этому доброму совету.
Другое дело, что беречь здоровье, оставаясь при этом глазами и ушами его превосходительства в радиационном заповеднике, мягко говоря, затруднительно. Но какая-никакая передышка Струпу была прямо-таки жизненно необходима. Он чувствовал себя до предела вымотанным, грязным, как долго бывшая в употреблении половая тряпка, пропотевшим, пропыленным, а главное, сильно напуганным. Кроме того, он подозревал, и не без оснований, что, безвылазно проторчав в зоне радиоактивного загрязнения еще хотя бы три дня, начнет светиться в темноте.
Да, передышка была нужна, и Струп знал, как ее себе организовать.
Начальник заставы, в ведении которого находился проходящий по Припятскому заповеднику участок белорусско-украинской границы, майор украинских погранвойск Стеценко, был довольно-таки приличный дядька – добродушный, неглупый, начитанный и не лишенный романтической жилки. Ему было сорок четыре, впереди маячила не шибко жирная пенсия, каковое обстоятельство только усиливало давно овладевшее Петром Михайловичем Стеценко общее разочарование в жизни. Вкусы его во многом совпадали со вкусами Струпа, и вскоре после заброски майора Бурсакова в заповедник они довольно легко сошлись.
В том, что начальник погранзаставы и не имеющий документов браконьер, свободно шастающий взад-вперед через три границы, подружились, не было ничего странного. Власть – не железный дракон на микросхемах. Она состоит из живых людей и ими же управляет, а людям – по крайней мере, подавляющему их большинству – свойственно отделять свои служебные обязанности от личной жизни.
Познакомились они, когда заброшенного в заповедник Струпа впервые взяли за штаны при попытке незаконного пересечения государственной границы и доставили в кабинет начальника заставы для допроса. Хорошо зная, как работает механизм охраны границы в здешнем захолустье, и что он, как любой механизм, нуждается в смазке, Струп предложил решить дело полюбовно, путем добровольного взноса в фонд развития материально-технической базы заставы. Предложение было сделано достаточно деликатно и вместе с тем настойчиво – так, что Петру Михайловичу даже в голову не пришло его отвергнуть. Он служил здесь уже давненько, не имея никаких перспектив на повышение или перевод в более цивилизованные места, и потихонечку копил деньжата на старость.