Как будто сошли с карусели — зимняя повесть,
Я умер, но, обещаю, выйду,
Обёрнутый в одежды сказаний.
Обёрнутый в одежды сказаний
Обёрнутый в одежды сказаний
Край всё ещё молит: я жажду!
От соли в нём зимы,
От крови — корни и реки.
Вон Эма на холмах под ливнем,
Другая в озёрах,
От ора одна и от луга,
От стада на облаке, от света.
Когда небо кочует, в нём прибыль
Семи лепестков, остальное не видно.
Кто хочет ходит по небу, кто может,
Кто лижет
Венчальные звёзды. Я там, а оттуда
В жасмин кану.
В жасмин кану,
Он тучное облако
От воспоминаний прошедшее цветов,
Шевельни, — обольёт цветами.
Им девы одеты и плачут:
“Ах, Атлантида!”
В мешочках по жениху с зажигалкой,
И в каждой по пламени.
В этой свадьбе горе весело,
Весело лесу, но нет места
Стальному обручу, связавшему местность
И капельку крови. Прощайте! — кричу —
Заплачет родня чужим горем.
Заплачет родня чужим горем...
Заплачет родня чужим горем,
От ветра,
От Севера — стойбища страха и снега,
От света полнощного вместо супружества — мести.
Вот и река — сестра,
Ей лодка пустая и полная — кровно, жена:
Обнимает и тянет на дно ещё большим.
Кто вечер зажёг,
Где птицы танцуют тайно,
Где травы отдали себя и лежат.
Эмилия недалеко провожает утро,
Вернётся, качая на бёдрах шмеля —
Вечер.
Вечер —
Плавное вымя стада,
Бредёт по холмам, льётся:
Всё длится, пока качается вечер.
Птицы и звери сняли одежды — песня!
Пепельных женщин гладят деревья,
Река приостановилась,
Туман подходит на цыпочках — тихо.
Тела — это души! — шепчет проповедь ветер.
Сколько дыханий до смерти?
Сколько у времени пальцев?
По каменным гнёздам проходит речка,
Невесты меряют русло. Утро
Тобой едва прильнёт в спину поздно.
Тобой едва прильнет в спину...
Тобой едва прильнет в спину Поздно —
Оно сокровеннейшее заклятье,
Страшнее масонских печатей.
Печаль за печалью проносится осень —
Красивая смерть, неизбежная Лета.
Ты ходишь по листьям, листвою одета,
Моя — не моя, небессмертна.
Уже не кукуют по рощам наяды,
Я бусинки их собирал и — на нитку:
Тебе ожерелье, браслет и кулончик, —
Они разлучают, и ты уже спета
До выдоха, больше никак, я
Дышу, но выдох каждый — имя.
Дышу, но выдох каждый имя
Дышу, но выдох каждый имя
Не называет, а так, как будто рисует:
Вот тень, ещё тень, ещё тень — где ты?
Эмилия, я хотел этой траты!
Открывая долину, опасно запомнить
Власы сенокосов и чёрную кожу под озимь —
Ты здесь побывала,
О, осторожно!
Бросаю за море журавлиные стаи,
Я знаю: все будет в нечаянной жизни, —
Потеря не ты и не я!
Наши речи рекой полились!
И уже почернело фальшивое золото листьев,
Больше не дразнит улья запах тела.
Больше не дразнит улья запах тела