Прошел час. Поляк не возвращался, и прораб пошел его искать. Он зашел в туалет и увидел, как тот шарит рукой в выгребной яме. «Что ты тут делаешь, мать твою?» — вскричал ошеломленный прораб.
— Там моя куртка, сэр. Я повесил ее на крючок, и она упала!
— Но ты же все равно не сможешь ее теперь носить!
— Конечно, нет, — ответил поляк. — Но в кармане куртки остались бутерброды!
Вам придется немного потрудиться — Дионисий, должно быть, и сам это понимал, — но именно так теологи всегда и говорили. Они могут понять друг друга, если ведут речь только так, не иначе. Это их язык. Бедняга Дионисий не виноват. Он обращался к теологам и, будучи сам из их числа, был хорошо подкован по части их профессионального жаргона.
Со временем язык претерпевает изменения. Современные языки приобрели вразумительность, деловитость и математическую, научную точность. Сейчас уже не принято ходить вокруг да около. Языки стали лаконичнее — все несущественное опускается.
Но вам не следует забывать о том, что Дионисий не является нашим современником. По тексту, написанному на теологическом жаргоне, разбросаны настоящие жемчужины, несколько чрезвычайно ценных жемчужин. Избегайте жаргона, но постарайтесь при этом не выплеснуть ребенка вместе с водой. А соблазн велик: хочется выплеснуть и ребенка, и воду, и покончить со всем этим! Но ребенка необходимо спасти — его ценность велика.
На днях кто-то спросил: «Ошо, ты сказал, что индуистские шастры полны дерьма, но откуда же там взялись такие прекрасные жемчужины?» В этом нет никакого противоречия: жемчужины можно отыскать и в дерьме. А где же их еще, в сущности, искать? В дерьме их можно спрятать лучше всего! Их никто не украдет — никому и в голову не придет, что они там.
Дионисию приходилось использовать язык теологии по двум причинам. Во-первых, это был единственный язык, который он знал, единственный язык, с которым он был знаком. И, во-вторых, только так он мог спрятать свои ценнейшие мысли. Он жил не на Востоке, где тысячелетиями человеку предоставлялось право говорить об истине напрямую, без необходимости ходить вокруг да около. На Западе же это еще не было принято.
Западные теологи до сих пор пишут и мыслят подобным образом. Читать их книги — сущее мучение! И каждый раз, когда кто-нибудь вроде де Шардена начинает внятно, с позиций науки писать о боге, любви и истине — он ведь был ученым — католическая церковь запрещает его произведения, так как он, кроме того, был еще и священником. Церковь отдала приказ: он был вправе писать все, что ему вздумается, но не имел права ничего из написанного публиковать. И все свои сочинения он должен был направлять в Ватикан.