Если б ему, Михаилу Воловичу, «сатрапы оккупационного режима» организовали аналогичный срок в приличном ИВС[64], с вежливым персоналом и сервисом хотя бы трёхзвёздочной гостиницы (но уж не ниже, иначе весь Запад всколыхнётся гневом и возмущением), он бы автоматом получил какую-нибудь Пулитцеровскую премию, минимум грин-карту США, удостоверение политического беженца и билет, с открытой датой вылета в любую страну ЕС и всего НАТО в целом.
Но такого подарка власть, олицетворяемая этим вот радушно-ироничным человеком, ему так до сих пор и не сделала. А на более «острую» акцию, вроде той, что вчера предлагал Ляхов, Волович благоразумно не отваживался. Месяц ИВС или хотя бы «трояк» Зоны — принципиально разные вещи. Однако всё равно схлопотал осколок в задницу и чудом избежал пули. Между глаз или в затылок, смотря по обстоятельствам. Заодно и понял, как-то сразу, что власть такого Президента — далеко не худший вариант в этой стране.
— Теперь буду всем рассказывать, да только не поверят ведь, — сокрушённо вздохнул Волович, занюхивая коньяк рукавом пёстрой рубашки, в которой и спал. — Если вообще представится впредь такая возможность…
И взглянул на Президента неожиданно остро, пронзительно, со вторым или третьим смыслом, кроющимся за самыми обычными словами.
— Какие-то сомнения испытываете? — Президент, только что отнюдь не собираясь этого делать, присел за стол напротив Воловича, рассеянно взял со стола полупустую сигаретную пачку, почти машинально закурил. Кажется, давно оставленная привычка вернулась к нему всерьёз и надолго. Да почему бы и нет? На так называемый «имидж» теперь наплевать, а без хорошего табака ему все пять лет, что он не курил, постоянно чего-то не хватало. Только уж если начинать, то надо переходить на трубку. Трубка придаёт многозначительность и особый мужской шарм, как, например, артисту Янковскому…
— Вы шутите или что? — окончательно перешёл на равную ногу журналист. — Я, клянусь вам, Вадима Ляхова давно знаю, и с «братцем» его встречался как-то, и разговоры мы очень… неординарные вели. И за вчерашний день и половину ночи я, считай, ни одного слова не пропустил, что при мне, пусть и не для меня, произносились. Диктофона нет, так и без него здесь, — он постучал себя пальцем по лбу, — всё как надо зафиксировано. Если не всегда дословно, то по смыслу — тик в тик. А выводы я делать умею. Никто нас с вами отсюда не выпустит.
— Да неужели?
— В нынешнем качестве — ни за что! — Голос и выражение лица Воловича свидетельствовали о его глубочайшей убеждённости в своих словах. — Кому и зачем это нужно? Вы разве не поняли до сих пор — мы имеем дело со всемирным заговором…