— Конечно-конечно, я просто тебя не хотел компрометировать, а так, конечно…
— Вот и прекрасно. У нас здесь ханжей нет, все всё понимают, так сказать, по факту. Ложись и спи. Для «первого знакомства» мы даже перешли некоторые границы…
«Уж ты-то — безусловно», — подумал Мятлев, но сказал другое:
— Что ты, родная? Я никогда не испытывал ничего подобного! Дай бог нам прожить вместе много-много лет и каждый день так наслаждаться друг другом…
— Кажется, ты уже заговорил слащавым языком бульварных романов. Я такого не люблю. Как будет, так и будет. Спи.
Он заснул почти мгновенно, а сама Герта пролежала целый час, а то и больше, глядя в потолок и перебирая в памяти подробности своего первого любовного эксперимента. Нет, на самом деле получилось очень и очень неплохо, только вот она отнюдь не предполагала, а тем более не собиралась сколько-нибудь надолго становиться женой или даже постоянной любовницей Мятлева. Гомеостат гомеостатом, но всё равно ему через двадцать лет будет шестьдесят — немыслимый для короткоживущего земного человека возраст! А там и восемьдесят. Не в том смысле, что она (они, валькирии) не сможет поддерживать жизнь и здоровье своих друзей и старших товарищей на должном уровне, а в том, что двадцатипяти-, ну, пусть двадцативосьмилетней (это максимум возраста, переступать который баронесса Витгефт не собиралась, Сильвия уже казалась ей пожилой), светской (а то и свитской) даме жить со стариком… Нонсенс! Анна Каренина, как известно (и Толстой вместе с ней), тоже называла Каренина стариком, а он ведь был всего на два года старше нынешнего Мятлева!
Так что у неё ещё все впереди, но год-другой она согласна исполнять роль верной жены и подруги. Нет, жены — нет! Это нужно специально оговорить.
Она встала, покурила у окна, глядя на едва забрезживший рассвет, и направилась в туалет. Вовремя придержала шаг и увидела, как из комнаты Людмилы выскользнул полуодетый Фёст. Хорошо, коридоров и комнат в квартире было много, они разминулись, Вадим не услышал её босых шагов по ковровой дорожке, и она успела отступить за угол.
Герта порадовалась за подругу, та относилась к своей влюблённости гораздо серьёзнее, чем следовало, и раз пустила к себе мужчину, значит, определилась окончательно. В то же время ей стало немного грустно. Как ни крути, а теперь уже точно не узнать, каков в постели её крестник (т. е. спасённый ею командир), а каков он в бою — она хорошо узнала и запомнила. Целых два раза. Как ни сложись, у Людки-то он точно на всю жизнь, и варианта, в котором они с Вадимом Петровичем могли бы пересечься, Герта не видела. За пределами это её нравственных установок. Тут ей даже Сильвия не пример и не образец для подражания.