Молчат. Уверены, что худой мир все же лучше доброй ссоры. А с лордами ссориться — себе дороже. Но если оставлять все, как есть, то ничего не изменится. Вот только перемены нужны, как воздух.
— Я не хочу войны в городе. И войны с городом. Те, кто к ней призывает, не будут проливать собственную кровь. Они пошлют на улицы мальчишек, которые достаточно глупы, чтобы поверить в свою силу. И мне придется этих мальчишек убивать. А те, кто уцелеет, пойдут под суд. Бунт — это измена. Измена — это смерть. Таков закон.
Эртен молчит. И Ортис отворачивается, верно, прикидывая, кто из молодняка уже почти готов выступить против лордов. Наверняка, говорунов гоняют. Бьют. Порой, вероятно, калечат. Но слово сложно удержать в границах.
— Гильдии не позволят своим воевать, — сказал Эртен.
— Мы удвоили количество стражи, — Вихро ерзает, ему явно хочется сказать больше, но он не решается.
— Гарнизон тоже будет увеличен, — Кайя знал, что эта мера не поможет против тех, кто твердо решил умереть во имя свободы. — Но лучше, если войны не будет.
И человек тоже был ужасно диким. И навсегда ему остаться диким, если бы не женщина.
«О роли женщин в становлении цивилизации». Трактат, признанный вольнодумным и запрещенный к распространению, как подрывающий устои общества.
Прежде Тисса видела ашшарцев лишь на картинках. И капитан был сразу и похож, и не похож на те картинки. Невысокий и смуглый до черноты, с длинной бородой, заплетенной в три толстые косы, он глядел на Тиссу с явным интересом. И ей хотелось спрятаться за тана, который и затеял этот ужин.
Когда он сказал, что в порту стоит корабль его старого доброго знакомого, человека в высшей степени интересного, которого он пригласил на ужин, Тисса подумала, что увидит кого-то, похожего на дедушку. Солидного степенного господина…
А тут ашшарец.
— Бесконечно рада встрече с вами, — сказала Тисса, когда к ней вернулся дар речи.
Ашшарец щелкнул языком и улыбнулся.
А зубы у него позолоченные!
И вообще золото на капитане столько, что удивительно, как он не падает под тяжестью. На руках браслеты до самых локтей подымаются — широкие и тонкие, украшенные камнями и причудливой резьбой. С колокольчиками и подвесками. В левом ухе — три серьги, а в правом — целых пять. И в носу тоже посверкивает крупный камень.
Золотые цепи на груди лежат сплошным панцирем, сминая драгоценные шелка.
За спиной ашшарца прятался чернокожий мальчик.
— Ай, хорошая женщина, Шихар. Сама белая. Волосы белые. Только тощая очень. Женщина толстой быть должна. Чтоб на ней лежалось мягко.