То есть, некое подобие демократии? Обсуждение закона и голосование?
— Но Большой мать уметь говорить сам. Она говорить — есть закон. И закон есть. Кто не хотеть закон, тот умер.
Ясно, с демократией немного поспешили.
— Но так быть мало-мало, — добавила Лаашья и тронула кольца, которые в губе висят. — Большой мать любить всех. Она хотеть, чтобы хорошо быть. Она говорить: не надо сын продавать. Надо сын учить. Корабль строить. Дом строить. Рыба ловить. Много-много делать… красивое. И дочь не только купец резать. Везти вещь на рынок. Деньги быть. Радость. Закон — нет. Но Большой мать говорить. Слушать кто — богатый. Я не слушать. Я думать, что сила иметь. И никто не бояться.
А вышло иначе.
Я проникаюсь невольным уважением к их Большой матери, леди-протектору, которая пытается изменить привычный уклад свирепых дочерей своих. Вряд ли это тоже просто.
Не продавать сыновей. Торговать.
Жить в мире.
Разве боги войны не должны желать обратного? Как мне не хватает Кайя! Он бы объяснил.
— Лаашья, сядь, пожалуйста. Здесь никого нет. И вряд ли кто-то появится.
Она присела, скрестив руки на груди, вернее прикрыв пальцами рукояти ножей. Малейший шорох, и клинки оставят пригретые гнезда, чтобы поразить цель.
— Леди не знать. Лаашья не думать пугать, но леди быть аккуратный. Купцы нанять охрана. И Лаашья их не трогай. Она жди. Месяц жди. И два. И три. Они думать, что нет Лаашья и больше охрана не платить. И тогда Лаашья выходить. Всех резать.
То есть, она тоже считает, что Наша Светлость рано расслабились? А пример жизненный, и надо бы прислушаться к умным людям.
— А бедные у вас есть? Им помогают?
Лаашья задумалась. Ее смуглое лицо было словно сшито из лоскутов, соединенных шрамами-швами.
— Семья кормить каждый в семья. Сестра иметь корабль. Сестра давать кусок добыча семья. И кусок брать сам. Останется — делить. Семья строить дом всем. В дом жить старый. И дети. Старый растить детей. Песни петь. Учить. Семья слабый — кормить мало. Семья сильный — много. Старший сестра судить, кто делать не так…
Что ж, своеобразно, возможно, эффективно, но совершенно понятно, что Нашей Светлости не подходит. Кажется, пришла пора познавать окружающий мир.
И желательно бы в соприкосновении с этим миром.
Проснулись Наша Светлость с легкой мигренью — подозреваю, скопившимся за ночь мыслям попросту тесно было в голове — но в настроении бодром, готовом к подвигам.
Благо, имелось куда энергию приложить: прошения принесли в сундуках. Солидных таких сундуках, окованных железом. Я попробовала один такой приподнять. Тяжелый.