Тогда, например, здесь было всегда светло – может, потому что мебели стояло раз-два и обчёлся? И окна не обзавелись ещё этими тяжелыми коричневыми шторами с подвязками…
– …Мебели, конечно, практически никакой у неё не было. Мы ведь, тёть-Люб, здесь всё сами: и диван с креслами, и стенку. У баб-Анфисы помните, что стояло? Буфет столетний, стол да четыре стула…
«Вот и очень хорошо было! – вмешалась Зоя – понятное дело, мысленно. – Зато светло, чисто всегда. У бабушки Анфисы никогда ни пылинки… Окна каждый месяц мыла».
– …Чисто у неё было, это точно. Ну и что с того? Всю жизнь проубиралась – то с веником, то с тряпкой… Крючком вот ещё вязала. Салфеток этих по всему дому… Вы, может, возьмёте на память?
«Салфетки возьмёте, ишь! – фыркнула про себя Зоя. – А воротник-то небось себе припрятала!» Этот воротник, вынимаемый из комода по великим праздникам, белоснежный, ажурный, словно сотканный из миллиона снежинок, Зоя мечтала когда-то надеть на чёрное, длинное, приталенное платье… и выйти в нём на сцену…
– Ну и молодец, чистюля была Фиса! – вдруг подал тонкий голос дедок. – Жила как ей нравилось. А нравилось ей, чтоб всё блестело! – и тоненько засмеялся.
– А я что говорю… молодец, конечно, – спохватилась Надя. Схватила стопку тарелок и унеслась в кухню.
Бабка в цыганских серьгах сверкнула взглядом ей вслед.
– Восемь градусов! Шутка ли! – поддержала разговор старуха в пиджаке.
– …Да и Милка сто лет здесь не была, – говорили в это время на другом конце стола.
Имя «Милка» прозвучало знакомо. Но что это за Милка, вспомнить не удалось.
– А баб-Фиса, когда письмо получили, хотела к вам съездить – Сергей не пустил, – доложила вернувшаяся Надя, водружая на оба края стола по вазе с конфетами.
– Доча-то спрятала носочки мои и говорит: «Та иди так, мама, тепло сёдни!» – увлечённо повествовала страдающая от холода старуха.
– Тётя Анфиса – на мой день рождения? Одна? – удивилась мама.
– Ну! – с досадой подтвердил Сергей. – А куда ж было её пускать? Она ж, как переехали к ней, – сначала ничего, а последнее время совсем с головой раздружилась… – и хотел было добавить что-то, но Надя одёрнула быстрым шёпотом:
– Серёж! – и укоризненно сверкнула чёрными глазами.
Тогда он махнул рукой и скомандовал:
– Наливаем! Светлая нашей бабушке Фисе память…
– Светлая память! – нестройно отозвались за столом.
– Да! – вдруг вспомнил Сергей и перегнулся через стол. – Она ж тебе, Зоя, какую-то тетрадку оставила! Говорила – это будет Зойке, она изо всех в семье самая понимающая.
– Мне? Тетрадку? – удивилась Зоя и, встретившись с ним взглядом, неизвестно почему покраснела.