В самолете их места оказались рядом, как она и предполагала, хотя и не совсем понимала, почему так ясно увидела эту картину еще до того, как они с Майей вышли из дому ранним прозрачно-сиреневым утром в редкую в городе тишину двора.
Алена, раскрыв на коленях папку со сценарием, довольно демонстративно углубилась в чтение. И кто только это написал? Основная линия настолько ясна и до такой степени мало отношения имела к личности хирурга, что ее удивлению не было предела. Все выглядело как рекламный ролик дорогостоящего госпиталя. Алена подняла глаза и взглянула на Богородского. Он по-прежнему загадочно улыбался. Только на этот раз в одной руке держал пузатый бокал с маслянистым на вид и весьма ароматным коньяком, а другую небрежно положил ей на колено, обтянутое простыми темно-синими джинсами. Все это он проделал так естественно, что Алена даже не посмела возмутиться, да и глупо было бы. Она закрыла папку и откинулась на кресле, закрыв глаза. Подошла стюардесса, и Богородский убрал руку. Девушка предлагала коктейли, шампанское, виски, коньяк, но Алена отказалась, чего раньше никогда бы в полете не сделала. Почему-то на нее вдруг снизошло странное спокойствие и… покорность событиям, которые в последнее время стали настолько стремительны, что она за ними не поспевала. Сейчас ей хотелось одного — чтобы все оставили ее в покое, наедине со своими, такими противоречивыми мыслями.
Несколько раз звонил Алексей, явно встревоженный ее полным молчанием, но Алене совершенно не хотелось с ним ни встречаться, ни даже говорить, хотя она и понимала, что от окончательного разговора при встрече, которая все-таки должна по идее состояться, ей не отвертеться. Но только не сейчас. Не сразу. «Хочешь по частям рубить хвост собаке?» — спросила ее Майя. Она ответила, что вряд ли ему будет так больно. «Не ему, дурочка, тебе!» — живо откликнулась подруга. И вот теперь Алена думала: а больно ли ей на самом деле? Или та эйфория, которую она внезапно почувствовала, приняв решение расстаться с Алексеем, продолжается? Невыносимая легкость бытия. Это так? Или все-таки на нее давит груз тех двух странных, полных неопределенности и невысказанных обид лет? Да какая разница! Сейчас все будет по-другому. И никто, никто из мужчин ей пока не нужен, хотя намек Майи на Богородского был весьма прозрачным. И он сам, вне всякого сомнения, проявлял, мягко говоря, интерес. Алена покосилась на соседнее кресло. Он вытянул ноги, да так, что его бедро ненавязчиво касалось ее бедра, и, казалось, спал. Но так «спит» кот перед мышиной норкой или под деревом, где неосторожная птица вывела птенцов. Кому, как не Алене, большой любительнице кошачьего племени, знать их коварные повадки! Неожиданно для себя она почувствовала легкое возбуждение и даже вздрогнула. По спине, под невесомой блузкой, побежали мурашки. Этот человек обладал сильной аурой, недаром на него, как на бога, смотрела несчастная Евгения Станиславовна. А вот девочка Катя его сторонилась. Она еще не достигла того рокового возраста, когда девушек, вопреки разуму, привлекают «плохиши». Ей всего шесть лет, и она чувствовала только опасность, исходящую от этого человека, а его роковую привлекательность оценить не могла. Алена подумала, что ей явно везет на таких мужчин. Алексей, к сожалению, обладал чем-то подобным, и она поддалась. Но теперь ее на этом не поймаешь. Знаем. Испытали. Но неужели же она такая простушка, которую, как думает этот самодовольный хозяин жизни, так легко соблазнить холеной внешностью и притягательностью сладкой жизни? Кстати говоря, в сладости этой жизни рядом с миллионером, пребывая в качестве его живой игрушки, она сильно сомневалась. И все-таки этот человек, помимо ее воли, производил на нее сильное впечатление. И она даже позволила себе представить…