В ожидании солнца (Омельченко) - страница 59

Потом, когда я увидел картину полностью, мне почему-то было жаль, что сцена дается в фильме всего один раз, хотелось слушать ее еще и еще — странное желание, чем оно было вызвано, до сих пор объяснить не могу. Теперь, когда я отбираю дубли, они надоедают до тошноты и все время кажется, что именно того, самого нужного, лучшего дубля мы так и не сняли…

Встретились мы с ним через несколько лет. Он недавно закончил ВГИК, а я только-только в него поступил. Я следил за Шукшиным все это время, знал каждую его роль, прочел его первые напечатанные рассказы. Встретились мы с ним не во ВГИКе и не в Доме кино, где обычно встречаются киношники, а в журнале «Октябрь». Было в то время там что-то вроде литературной студии, а пригласил меня туда сокурсник со сценарного факультета, пописывающий рассказы. Мы, правда, опоздали, все уже закончилось. Из двери вышло несколько человек, среди них был и Шукшин. Когда он, распрощавшись с друзьями, остался один, я подошел к нему.

— Не узнаете?

— Нет.

Я напомнил ему Одессу, студию, «Два Федора». И тут он вспомнил, заулыбался.

— Ишь ты, во ВГИК поступил? Неужто я сбил тебя с пути праведного, соблазнил кинославой?

— Да нет, — пожал я плечами, — просто тут все как-то совпало. Увлекался в школе кинолюбительством, получил приз, заметили, рекомендовали…

— А я толкусь, толкусь — и никаких призов;— с тихим задором засмеялся Василь. — Только все учусь, учусь… все меня учат. Вот теперь сюда захаживаю… — он кивнул на здание, где помещалась редакция журнала «Октябрь».

— Читал, — сказал я, — мне нравится.

Он недовольно сморщился.

— Мелочи все это…

И после мы встречались не раз, уже как равные; но как-то вечно спешили, у каждого были свои заботы, даже водку иногда при встречах пили как-то наспех.

Последний раз мы виделись на киностудии имени Довженко в Киеве, встретились у парадных дверей, у вертушки, обнялись. Но поговорить не успели, я даже не знал, зачем он приехал в Киев, не успел рассказать о своих делах на студии — меня ждала машина, я, как всегда, куда-то опаздывал.

— Зайди, Аник, я в гостинице «Москва», триста шестидесятый номер.

— Зайду, — бросил я уже на ходу.

А он вслед:

— Вечерком заходи, завтра меня уже тут не будет…

Не зашел, что-то помешало… Это «что-то», которого я и не помню сейчас, казалось, наверное, страшно неотложным и важным, а с товарищем, мол, успеется, еще посидим, наговоримся, еще много будет встреч. Но их больше не оказалось… А теперь вот столько лет терзаюсь, и все не идут из сердца поистине бессмертные слова: «Ленивы мы и не любопытны…»