Обычно ее статьи о дутых направлениях так же приветствовались, как и о настоящих. Иногда даже больше, потому что в них она больше выкладывалась. Это забирало даже редакторов, а если и нет, то они все равно пропускали ее статьи, в глубине души веря — то что написала Ренни, все равно окажется правдой, даже если сейчас это и не так. Когда она не дурит, она необычайно проницательна, говорили они друг другу: похоже, что она может предвидеть будущее.
Если бы я могла предвидеть будущее, сказала Ренни одному из них (тому, кто все время предлагал ей на днях встретиться и что-нибудь выпить), то неужели вы думаете я бы стала тратить свое время на всю эту муру? Цвет женской губной помады, длина юбок, высота каблуков, пластмассовые или золотые побрякушки, какие вы предпочитаете? Я вижу настоящее, вот и все. Оболочку. Внешнюю сторону. Не та уж и много.
Ренни быстро стала специалистом по внешним обложкам, как только впервые уехала из Гринсвольда. (Получив университетскую стипендию: другой достойный путь из Грисвольда для молодой одинокой девушки вел, как она любила говорить, прямо в землю.) Внешняя оболочка определяла, насколько серьезно тебя воспринимали люди, и то, что открывало тебе дорогу в Грисвольде, чаще всего оказывалось в реальной жизни смешным. Например, в Грисвольде очень рано была взята на вооружение синтетика.
Сначала она смотрела, чтобы подражать; позже она смотрела, чтобы не подражать. Потом она просто смотрела. Когда профессоры марксистского толка и крутые феминистки задавали ей жару на вечеринках по поводу фривольности предмета ее деятельности, она в ответ приводила цитату из Оскара Уайлда о том, что только поверхностных людей не волнует внешность. Затем она тактично предлагала внести некоторые изменения в их гардеробе, которые бесконечно улучшат их собственную внешность. Обычно собеседники оказывались достаточно тщеславны, чтобы заинтересоваться, никому не хотелось проявлять дурной вкус.
Большинство людей, которых она знала, считали что Ренни идет на шаг впереди, но в своем собственном восприятии она была сторонним наблюдателем. Ей нравилось занимать такую позицию. Много раз она отмечала типичную позу для артистов, знаменитостей на фотографиях в журналах, рекламных плакатах и, в особенности, на сцене. Зубы обнажены в обворожительной улыбке, руки широко разбросаны в сторону, ладони открыты и демонстрируют отсутствие дурных помыслов, голова откинута назад, горло беззащитно: они себя предлагают, демонстрируют. Она не испытывала зависти. На самом деле ей было за них неловко, за их пыл, за их отчаяние, потому что это было именно отчаяние, даже когда им сопутствовал успех. И это отчаяние заставляет их делать все: раздеваться если нет другого выхода, стоять на голове, все что угодно в этой безумной погоне за популярностью. Она предпочитала быть тем, кто пишет о таких людях, а не тем, о ком пишут.