— Всего-то?
— Надо попытаться поспать, — предлагает Ренни, — хорошо бы они выключили свет.
— Ладно. Ты устала?
— Нет.
Они выскребают днище котелка, соскабливая подонки. Для Ренни отсутствует некий высший смысл: подонки — они и в Африке подонки, а Лора воспринимает это как пародию на свою жизнь.
— История моей жизни, — с мрачной иронией говорит она. — Можешь написать об этом книгу.
Им приходится непрерывно занимать себя разговорами, нести все, что придет в голову — это единственный способ не поддаваться панике.
Лора достает сигареты, закуривает, выпускает из носа струю дыма.
— Хочешь? У меня еще парочка осталась. Ах да, я забыла, ты же не куришь.
Она умолкает, ожидая ответа. Лора и так говорит не переставая. Ренни довольно трудно вспомнить что-нибудь из своей жизни, что могло бы заинтересовать Лору. Ее жизнь кажется ей похожей на книжку, которую ей в свое время давала почитать Иокаста, ультрамодную, в стиле новой волны, под названием «Смерть от стиральной машины», хотя никаких стиральных машин там и в помине не было. Главный герой срывается с крутого обрыва на шестьдесят третьей странице, и больше ничего не происходит.
Ренни рассказывает Лоре о человеке с веревкой. Она подозревает, что у той в запасе есть истории и покруче, по меньшей мере, что-нибудь вроде убийств при помощи складного топора.
— Мрак, этих подонков даже сажать бессмысленно, проще привязать цемент к ногам — и в воду. А то лет через двадцать их выпустят и они возьмутся за старое. Один маньяк хотел привязать меня к ножке кровати. «Не выйдет — предупредила я его. — Для начала обуй козу в галоши. А там посмотрим.» — Думаешь подействовало?
— Вряд ли.
— Уж насиловали бы по-простому, не изголяясь. Все не так страшно. Я бы предпочла старый дедовский метод.
Ренни чувствует, что между ними возникает некая напряженность. Вдруг она понимает, что Лора рассказывает историю, приключившуюся с ней на самом деле.
— Боже, как же ты выпуталась?
— А что я могла сделать? У него был нож. Мне еще повезло, что он не стал размахивать им направо-налево. Я готова была себя убить, что не удосужилась заменить защелку на окне.
Ренни видит, что Лоре доставляет удовольствие шокировать собеседника. Она с наслаждением наблюдает за реакцией Ренни. Она будто выставляет напоказ нечто среднее между шедевром и уродством, с каким-то налетом куража, как если бы демонстрировала след от ранения, или дуэльные шрамы. В ней чувствовалась гордость уцелевшего.
Ренни понимает, на какую реакцию рассчитывает Лора. Ужас, сочувствие. Но она неспособна ни на то, ни на другое. Вместо этого она подавлена и разочарована собственной неспособностью развлечь собеседницу. Лора куда лучшая рассказчица, и у нее явно есть что рассказать.