— Что делать? — Снегирев проникся.
— Нашими баржами вытаскивать население из города. Что же еще? Семьи сотрудников, раненых. Городу пока не до нас, у них флот из Таллинна прорывается в Кронштадт через минные заграждения. Немцам тоже надо будет время отдышаться. Так что числа десятого сентября некоторые узнают, что такое ад.
Оставил я их в задумчивости, пошел к своему клеврету Меркулову.
— Дело есть. Возьмешься?
— Один расстрел у нас уже есть. Будет два. Что делать надо?
— Сядешь в засаду на дороге и расстреляешь фельдкурьера из штаба фронта.
— А если он человек хороший?
— Значит — судьба у него такая. Мне наша дивизия дороже его. И тебя, брат-смертник. И себя. Такие дела.
— Двое суток я продержусь. Потом сон сморит, что не делай, хоть спички в глаза вставляй, а уснешь с открытыми глазами.
— Нет, без излишнего напряжения работай. Сегодня после ужина у дороги устраивайся, а вечером двадцать восьмого числа иди спать. Главное, эти сутки выиграть. А там нас официально выведут из подчинения фронту. Поэтому — за тобой курьер, а за мной штаб округа. Все по-честному.
Разбежались. Мои все были уставшие, и я просто кинул клич — кто хочет в город, через час поедем на берег. Увольнительные выложил уже с печатями — пусть сами заполняют. Ко мне прибился комсорг, ныне командир взвода мелкий лейтенант Астахов.
— Давай с твоим первым отделением дойдем до штаба, для солидности, — предлагаю, — потом доберемся до нашей школы, а там уже разойдемся.
Он возражать не стал, мы с ним набили рюкзаки коньяком и конфетами, многие вопросы легче решаются, если твоя законная просьба подкреплена небольшим подарком. Или незаконная — но большим. Для этого я на самое дно бросил несколько пачек денег.
В цитадели собралась неплохая флотилия, к нам часто стали заходить суда Ладожской флотилии, в том числе и канонерские лодки «Бурея» и «Шексна». Мы им воду заливали, пускали в баню, кормили в столовой. Готовили в цитадели хорошо, все питались из одного котла, в том числе и семьи поваров. Поэтому еда была практически домашняя. Морячки тоже нам в просьбах не отказывали, баржу переставить или сплавать недалеко. Через полчаса мы сели на поезд и поехали в Ленинград.
На вокзале на нас никто не обратил ни малейшего внимания. Вот приехала бы сюда рота диверсантов и захватила бы Смольный. И стала бы вредить советскому народу. Так вряд ли бы они могли больше ему напакостить, чем те ребята, что сейчас уже сидят в Смольном…
Уже неделю в городе командовали три члена Государственного Комитета Обороны. К маршалу Ворошилову приехали Молотов и Маленков. Я, один из немногих, знал, в чем дело. Финляндия предложила СССР вечный мир на условиях неприкосновенности ее границ. Подпиши Молотов договор — и фронт на севере исчезнет. И появится нейтральное государство. Только тогда вся партийная свора увидит слабость вожаков и порвет их на кусочки. Как в свое время Бухарина, Каменева и прочих героев революции. А менять кабинеты и залы Кремля и Смольного на расстрельные подвалы Лубянки и Литейного желающих нет. Поэтому, пусть погибнут миллионы, но уцелеет собственная задница! Своя рубашка ближе к телу. Партийному руководству была нужна только победа. Или хотя бы ее подобие. А ресурсы эксперименты пока еще позволяли…